Ляпина. Тот слегка повернул шею и увидел два четко показанных Прищепой движения: обеими руками в стороны, рассредоточиться – противник, и одной правой, словно поглаживая огромную кошку вправо-влево, – замаскироваться. Все ясно. Григорий сглотнул и стал спешно передавать команду дальше. Впрочем, похоже, этого уже не требовалось – жестикулирующего Батуру видел не только все время поглядывавший наверх Александр. Видели многие, и потому бойцы второй группы, ощетинившись стволами, стали поспешно расползаться в разные стороны. Каждая тройка – в свою. А Прищепа со своим головным разведывательным дозором так и остался на месте – в центре, большей частью ведя наблюдение в направлении предстоящего движения, и лишь сам Александр нет-нет да и кидал взгляд на край оставшегося за спиной обрыва. Он ждал первого выстрела. Выстрела, после которого можно будет начать действовать «сообразно возникающим обстоятельствам».
Подполковник Трясунов
– …Вторая давно выходила на связь? – словно случайно поинтересовался у сидевшего за картой орошника заглянувший в помещение ЦБУ комбат.
– Два… нет, час… – Старший лейтенант Иван Чубин взглянул на часы. – Час сорок пять назад.
– Координаты? – Командир отряда подошел ближе, и старлей вместо ответа коснулся кончиком остро отточенного карандаша точки на карте.
– Здесь.
Подполковник Трясунов вгляделся в сетку координат, задумчиво постоял, затем едва слышно вздохнул и, больше ничего не говоря, пошел прочь. Его терзали тревожные мысли. Не то чтобы это задание вызывало у него какие-то особые опасения, вовсе нет, но подполковник уже устал терять своих подчиненных. Чтобы сосчитать всех погибших, не хватало пальцев рук. Каждый одиннадцатый разведчик-спецназовец его отряда за неполные пять месяцев ушел в вечность… Спецназ не должен нести таких потерь. Во всяком случае, не здесь, не на этой войне. Не для такого противника и не для таких войн его создавали и пестовали.
Трясунов вышел на плац, окинул взглядом вмиг подтянувшихся дневальных и, сердито пнув подвернувшийся под ногу камень, направился к своему жилищу.
«Крайняя командировка, – восточный ветер запутался в его непривычно длинных для современной армейской стрижки волосах. – По приезду пишу рапорт. Хватит, на пенсию. Выслуга есть. Квартира есть. Устал. Эта война не для меня».
Ветер принес запах дыма. Подполковник, на мгновение задержавшись на входе, осмотрелся по сторонам в поисках источника возгорания, но, ничего не заметив, толкнул рукой дверь и вошел в полутьму жилого помещения. Неяркая лампочка освещала увешанную коврами комнату, на полу тоже валялась пара ковров с длинным ворсом. Комбат, не снимая обуви, прошествовал по ним к стоявшей в углу кровати, с задумчивым видом плюхнулся вниз, от чего туго натянутые пружины жалобно заскрипели, обхватил лицо руками, надолго задумался.
Рядовой Гаврилюк
Гаврилюк вжался в землю, и резина наглазника чересчур резко вдавилась в бровь. Тогда он осторожно подвинул