вот любому кашевару и в радость над генеральским племянником поглумиться… Не пойду, лягу голодным, но гордым!
Однако гордость гордостью, а пока дотопал до конюшни, так мало что голодный, ещё и продрог как пёс. Лето летом, а ветерок ночной на мокрый китель – так и простыть недолго.
Но первым делом я обнял за шею белого араба, едва не выпрыгнувшего при виде меня из стойла. Он-то уж наверняка беспокоился обо мне больше всех, и не из меркантильных соображений, а чисто по дружбе. Дай ему волю, он бы и овсом со мной делился, и в стойле подвинулся, и другим лошадям в обиду не давал…
Переодевшись, развесив мундир на бельевых верёвках, я уютно расположился под старыми попонами на сеновале, довольно быстро пригрелся и почти уснул в мечтах о непостижимой любви своей кареокой, когда лёгкое похрустывание соломинок под чьим-то неровным шагом заставило меня прислушаться. А минуту спустя и пожалеть, что лёг без оружия, хоть бы нагайку взял. Не то чтоб дикая нужда, но по уставу положено…
– Ты кого ищешь, ведьма? – потягиваясь, спросил я, когда по лестнице почти бесшумно скользнула стройная женская фигура в плаще. – Тебе же по-человечески говорили, что трудно будет подкрадываться, хромая…
– Характерник, – злобно прошипела Фифи Зайцева, не в силах скрыть раздражение, – когда-нибудь ты будешь спать крепко-крепко и мой час настанет.
– Всё может быть, – зевнул я. – Чего на ночь глядя припёрлась?
– За твоей головой! Я голодна сегодня…
– Я тоже, что ж делать… Могу предложить пару горстей овса или свежего сена, будешь?
– Как смешно! – тихо расхохоталась она, поднимаясь по скрипучей лестнице. Зелёные глаза блеснули мертвенным холодом луны. – Ты умрёшь сегодня один здесь, без друзей и помощи, не как герой в бою, а зарезанный, словно грязная уличная дворняга ради жалкой шкуры для скорняка…
Я сдержанно поаплодировал. Какие метафоры, наверняка у господина Чудасова нахваталась. Интересно, а он жив ещё? «Бобр бобру бороду бреет?! Бред, брат! Бывает, блин…»
– Ведьмы нашего клана издавна обучались редким боевым искусствам, в кои посвящены лишь бритоголовые монахи, исповедующие Будду. – В её когтистых ручках тускло сверкнули два изогнутых серпа с волнообразно заточенными лезвиями. – Я буду убивать тебя медленно, если не струсишь. А закричишь хоть раз – просто распорю горло…
– Тебе удобно на сене, ведьма? – не вдаваясь в долгий разговор, уточнил я, не делая даже попыток встать.
Мамзель Фифи презрительно сплюнула через правое плечо и… сделав первый же шаг с лестницы, провалилась в густую, ароматную сухую траву почти по колено. Со второго шага она увязла уже до бедра. Не знаю, чему уж там учат бритоголовых монахов-буддистов, но явно не бегать по сеновалу, где без подстилки проваливаешься, как котёнок…
– Убью… убью тебя, хорунжий! Ты не увидишь рассвета, ты не доживёшь до утра, ты не…
Я чуток приподнялся на локте, подхватил ближайшую охапку и просто с головой накрыл верещащую ведьму. Она явно не ожидала