всякого, кто Бога не боится. Христос гнал из храма торгующих, а эти – новообрядцы – душой торгуют. Гони, не сомневайся.
Вечером того же дня домочадицы Фетинья и монахиня Агафья рассказывали Аввакуму:
– Великий шум был нынче в девичьем монастыре. Инокиня Елена собрала старых монахинь, пришли они в церкву, услышали, что по новым книгам служат, кинулись на монашек, потянули да и выкинули вон. И книги новые тоже выбросили… От царя стража прибежала, утихомиривали матушек.
– Ох, Аввакум! Ох! Ох! – вырвались у Марковны нечаянные вздохи.
Анна Петровна Милославская, урожденная княгиня Пожарская, позвала Аввакума к себе домой, исповедалась, а потом слушала наставления. И были там сторож Благовещенской кремлевской церкви Андрей Самойлов, жена попа Дмитрия матушка Мартемьяна Федоровна, Ксения Ивановна – казначея боярыни Федосьи Прокопьевны Морозовой – и другие духовные дети протопопа.
Аввакум говорил в тот день устало и кротко.
– Бог за отступничество послал Потоп. Все померло в водах, один праведный Ной с полнехоньким своим ковчегом остался… Россия-матушка сама себя топит в грехе. Первым в ту черную реку сиганул Никон, схватя за руку миленького Алексея Михалыча. А вот есть ли Ной среди нас, грешных, один Христос ведает.
– Ты поругай нас, батюшка, поругай! Покляни ты нас, зверей, страшными клятвами! – У Андрея-сторожа слезы с бороды капали.
– Воистину, батюшка, покори нас, – поклонилась Аввакуму Анна Петровна. – Постыди! Чай, пробудится совесть наша, сном прелестным объятая! Мы, бабы, хоть княгини, хоть крестьянки, – все от плоти Евы-грешницы.
– О Ева! Хороший зверь была, красный, покамест не своровала. И ноги у нее были, и крылье было. Летала, как ангел. Увы! От ее горестного небрежения к заповедям Господним всем вам, голубушкам, передалась проклятая болезнь. Упиваетесь лестью, сладкими брашнами друг друга потчуете, зелием пьяным, а дьявол глядит на вас да смеется. Лукавый хозяин напоил, накормил, да так, что в раю не стало никому места, и на земле уж тоже нет житья. В ад норовим.
– В ад, батюшка! – согласился сторож Андрей.
– Увы, увы! Превосходнее Адама грешим. А согрешив, упираемся крикнуть: прости меня, Господи. Помолиться бы, да куда там! Стыдно молить Бога, не велит совесть лукавая.
Поплакали, прося у Господа покоя Православной Церкви, благостными покинули дом царицыной приезжей боярыни, богобоязненной Анны Петровны. Уносили в душе слово Аввакума. Для одних слово – звук, для других – наставление. Сторожа Благовещенского собора Андрея Самойлова прямодушные протопоповы сказания нажгли, настегали, будто крапивой.
Пришел он в церковь свою, в нарядную, как Божий рай, в благодатную Благовещенскую! В ту пору служил Казанский митрополит Лаврентий, сослужили ему архиепископ Рязанский Иларион да чудовский архимандрит Павел. Царь снова скликал в Москву архиереев для разрешения вопроса о патриархе. Молили Бога судьи Никоновы по лжезаповедям Никоновым. Плакала простая душа сторожа Андрея, окунаясь в неправду.
В