что, грозно вспучиваясь, выступают из укрывающего землю мха.
А потом Черныш наконец увидел рыбешек. Мелких, жалких, совсем не тех рыбин, что он ловил в ручье. Удивленный, пораженный, он опустил голову к воде и долго всматривался, все еще не веря глазам своим, ведь в большой воде должны быть и рыбы громадные, страшные, жуткие, кусачие, а здесь как-то даже неловко за такую воду, прямо стыдно за нее…
Осмелев чуть, он зарычал тихонько. Вода не ответила, он рыкнул громче, утих опасливо, прислушался и, видя, что вода не огрызается, в восторге ударил ее лапой. Иггельд прыгнул в сторону, но вода окатила с головы до ног. Черныш возликовал, родитель с ним играет, начал скакать, сперва по мелководью, потом нечаянно забирался все глубже, пока ноги не начали отрываться от земли. Он ощутил неудобство, не понял, страшно удивился, что стал легкий, как бабочка, а тут еще волна прямо в морду, он показал ей зубы, грозно рыкнул, пугая, но на всякий случай поспешил выбраться поближе к берегу.
По течению резво шла посреди реки, хлюпая бортами, тяжело груженная товаром ладья. Там заметили резвящегося в воде дракона и в панике попытались остановиться, но ладья набрала слишком большую скорость, да еще и течение, ладью старались сдвинуть в сторону, но Черныш уже почти вылез на берег, стоял по колени в воде, приглашающе двигал хвостом, но весьма резво, там бурлило, словно из-под воды бил могучий родник.
Иггельд помахал рукой, мол, плывите спокойно, Черныш дотянулся до него, сделал вид, что собирается лизнуть в руку, но исхитрился и лизнул в нос. С ладьи что-то прокричали, Иггельд не расслышал, снова помахал рукой, надеясь, что выглядит успокаивающе. Но очень испугались на ладье или не очень, но она все так же двигалась по течению, постепенно замедляя ход, начала поворачивать к пристани, где уже появились люди с причальными канатами в руках.
– Купайся, – сказал Иггельд, – лови рыбу… Черныш, как хорошо… мы с тобой – победители!
Он отошел на несколько шагов, плашмя рухнул в прогретую солнцем траву. Засмотрелся в синее небо с мелкими облачками, совсем не белыми, как их почему-то считают и даже называют, а слегка оранжевыми или желтоватыми, но никогда не белыми…
Рядом затопало, солнце заслонила огромная туша, что вовсе не черная, а с оттенком серо-зеленого. Распахнулась пасть, массивная голова пошла вниз, Иггельд поспешно перевернулся на живот. Черныш осторожно потрогал его лапой, Иггельд сказал сердито:
– Брысь, жаба!.. Брысь под корягу!..
Черныш лизнул его в затылок, но это не так интересно, Иггельд услышал, как над головой фыркнуло, топот начал удаляться, снова захлюпала вода. Щека лежит на теплой, прогретой, как подушка, земле, перед глазами на фоне синего неба слегка колеблется трубчатая травинка, по ней поползло нечто огромное, ужасное, с металлическим отливом на горбатой спине… а сама травинка не травинка, а огромное дерево, только не дерево, а нечто волшебное, огромное, неведомое, созданное огромными всемогущими богами, глаз ухватил движение внутри этой огромной трубы, солнце просвечивает толстые стены