он не циркач и не гуттаперчевый гимнаст. Значит, о прыжке с парашютом нужно забыть. Хуже другое – из-за неубранного шасси, создающего значительное аэродинамическое сопротивление, начала расти температура масла в двигателе. Убрать бы его, да как? При такой температуре масла двигатель долго не протянет – буквально минуты, потом его просто заклинит.
И еще одна беда: надвигалась темнота, причем именно с востока.
Михаил с тревогой поглядывал по сторонам и вниз, подыскивая место для посадки. По его прикидкам, километров пятьдесят он уже пролетел. Он кинул взгляд на приборы – 410 километров в час. Михаил немного убрал газ – слишком большая нагрузка на двигатель из-за неубранного шасси.
Облака еще были освещены, но земля уже теряла четкие очертания.
Слева, на удалении двух километров, прошла четверка «мессершмиттов».
Через пять минут на земле стало темно, лишь реки посверкивали серебром.
Неожиданно впереди и правее курса мелькнул луч прожектора, причем не вверх, как зенитный, а по земле. «Ночной аэродром, – сообразил Михаил. – Значит, мне – туда». Он еще убавил газ, начав медленное снижение.
Далеко впереди стала видна посадочная полоса, взлетающий с нее большой двухмоторный самолет.
Михаил заложил небольшой правый вираж, нацеливаясь носом истребителя на посадочную полосу. Лишь бы с рулежки на нее не вывернул еще один самолет. Тогда – неизбежное столкновение!
Михаил еще убрал газ, планируя почти на холостых оборотах. На какой скорости садится «мессер»? Вопрос не праздный. Скорость мала – сядешь перед полосой, не исключено – на камни или пни, скорость велика – выкатишься за полосу, и тормоза не помогут, скапотируешь, как на «Аннушке».
Скорость 150, 130... Михаил притер истребитель к полосе. Толчок, вибрация колес... Ура! Сел! Удалось! На незнакомом самолете, без карты, в ночи – так может повезти только раз в жизни.
Михаил до отказа толкнул ручку газа вперед, закрыл бензокран – где он расположен, разглядел еще в полете, при свете. И сразу – по тормозам. Самолет, пробежав метров около двухсот, остановился.
Михаил откинул фонарь кабины, с наслаждением вдохнул чистый, насыщенный запахом травы воздух, рукавом тужурки вытер мокрое от пота лицо.
Сзади приближался звук мотора, затем раздался визг тормозов.
– Эй, заблудился, фриц? Выходи!
– Я не фашист.
Михаил привстал в кабине, поднял руки.
– Это ты правильно руки поднял. Вылазь!
Михаил неуклюже выбрался на крыло, спрыгнул на землю. И почти сразу же получил удар кулаком в ухо.
– У, гад!
Когда Михаил поднялся с земли, потирая ушибленное ухо, в дело вмешался стоящий рядом мужчина:
– Погодь, пусть разберутся.
Михаила обыскали, сняли ремень с пистолетом, забрали документы – все это принадлежало убитому советскому пилоту.
– Лезь в кузов! И смотри мне! Чуть шевельнешься – застрелю!
Михаил залез в кузов полуторки и улегся