что не послушал здравомыслящую Мари, которая снова была на его стороне, как всегда. За то, что он поступил, как безответственный болван. За то, что он своим бездействием убил всех этих людей. За то, что, как оказалось, без камеры в руках он просто фейковый герой. Его нет. Он не существует. Он пустышка. Лживая карикатура в сети. Пока люди вокруг живут реальной жизнью, без колебания протягивая свои руки всем, кто в этом нуждается по-настоящему, он только наблюдает жизнь со стороны, через призму своего объектива. Немного фильтров. Чуточку перемотки. Ловкий монтаж. И вуаля! Чудо готово. Большее количество отснятых впечатлений приравнивается большему количеству лайков. А на поверку оказывается, что за всем этим нет НИ-ЧЕ-ГО.
В моральном изнеможении он упал лицом в подушку. Слишком много сил отнимает даже короткий взгляд вовнутрь себя, где нет ничего, кроме гнетущей пустоты. Самокопание вымотало его, как не выматывали даже съемочные недели, длившиеся порой круглосуточно. Макс перевернулся на спину и накрылся одеялом с головой, будто так можно было спрятаться от самого себя.
Сигнал смартфона отвлек от размышлений. Не глядя в экран, Макс ответил на звонок.
– Я убил брата, – прозвучал оттуда ледяной голос Нильса.
– Что? – не понял Макс, подорвавшись на кровати. – Никому ничего не говори, я сейчас приеду.
– Тормози, Максимус. Ты не понял. Он был в этом поезде. Родители уехали к нему. Я даже не знаю, братан, неужели реально опознание будут проводить ночью?
– Я… Я не знаю, Нильс. Я не знаю, что тебе сейчас ответить, – ответил он устало, опуская голову обратно на подушку. Сон сняло как рукой.
– Помнишь, мы с тобой малые были, он нас рогатки учил делать. Мы же с тобой тогда все фонари в нашем квартале перебили.
– Я помню, как мы наделали дротиков из спичек и иголок, а потом расстреляли любимую картину вашей мамы. Там луг с цветами был нарисован. Нам с тобой круто тогда влетело.
– Он меня на мотоцикле учил ездить, когда мне было двенадцать. Это был полный провал, братан.
– Ты тогда впервые сломал руку, – продолжил Макс за него, вспомнив друга, загипсованного по самую шею.
– Я еще помню, как мы с тобой в солдатиков играли, а они с Арисом рядом на диване глушили водку…
– Абсент, – поправил его Нильс.
– Потом пришла ваша мама, и он дал нам сотку, чтобы мы не сдали его. Мы купили себе чипсов с мороженым, а его всё равно заложили. Помнишь, он тогда грозился прибить нас?
– А потом поклялся, что однажды заложит меня. В тот самый момент, когда я буду этого ожидать меньше всего. Братан, я почти десяток лет на измене прожил. А он не успел выполнить обещание. Урод он. Рано утром уезжал в свою вонючую командировку, я еще спал. Обещал наушники привезти. Пусть засунет себе эти наушники… Ничего мне от него не надо. Максон, пусть он вернётся и выполнит обещание… Как он мог погибнуть, зная, что я всё еще жду, что он меня заложит родителям?
– Нильс, я могу тебе сейчас сказать заезженные фразы, что время лечит и однажды твои раны перестанут кровоточить. Что жизнь несправедлива.