так нет, через них другие горюшка хлебнут, – проговорил Илья Петрович ни к кому конкретно не обращаясь. – Была бы моя воля, все университеты бы запретил. Вольнодумство это оттого, что набили в голову кучу мыслей, а работать не хотят. Служить не хотят. Дело исполнять – кукиш, а языком поболтать, нате-пожалуйте. Тьфу!
IX
В трактире подавали вареники на любой вкус: с картошкой и грибами, с жареной требухой, с творогом и с брусникой. Митя, отведавший по под-дюжины каждого вида, пребывал в блаженном состоянии и рассуждал о насущном.
– Тут ведь как? Почтальоны мои уверены, что в холодную погоду надо непременно выпить – для сугреву. Это они балбесы, конечно. Надо больше есть, причем жирное да горячее, одеваться теплее – и никакой мороз не страшен. А пьяный почтальон адреса перепутает, письма не туда отнесет…
Шубин вяло облизывал ложку, думая о чем-то печальном, а скорее, даже не думая, – просто упиваясь жалостью к себе.
– Презабавный случай был, – продолжал почтмейстер. – В минувшем феврале, помните, морозы трещали такие, аж птицы на лету падали замертво? Один мой бродильщик зашел в кабак, выпить водки. Смотрит, там знакомый дворник – за той же надобностью, значит. Согреться. Почтальон и говорит: «Ты же, мил-человек, у Голицына служишь?» – «Служу-с!» – «А снесешь письмо Екатерине Федоровне?» – «Отчего же не снести…»
Мармеладов тоже пребывал в задумчивости, но по другому поводу. Нельзя сказать, что его не трогали страдания ограбленного директора, но загадка с актером Столетовым занимала сыщика гораздо сильнее. Митю он почти не слушал, но того не смущало отсутствие внимания со стороны приятеля:
– А теперь смотрите-ка, в чем коллизия. Напутал почтарь. Дворник служил не в усадьбе княжеской, а в доходном доме, который по старой привычке тоже голицынским прозывается. И там тоже, – забавное совпадение, – проживала Екатерина Федоровна, из мещан. Дамочка ушлая, хозяйка веселого дома в Марьиной Роще. Прочитала она письмо, понимая французский язык через слово, но уяснила достаточно: некий amant6 припоминает княгине их мимолетную любовную связь, которую надеется продолжить по приезде в Москву. Другая бы похихикала сама или с подругами, и забыла. Но эта отправилась прямиком в дом Голицыных, к той самой Екатерине Федоровне…
Назревающая пикантность истории привлекла не только Шубина, который по этому случаю вынырнул из пучины тоски, – извозчики за соседним столом притихли, вслушиваясь в каждое митино слово. Довольный рассказчик подкрутил ус и возвысил голос.
– Запросила тысячу рублей, а не то, говорит, снесу письмо вашему супругу. Княгиня в слезы – нет таких денег. Потом сняла подвеску сапфировую: «это, говорит, подарок другого любовника, он три тысячи стоит, но мое честное имя еще дороже». И тут же письмо в камине сожгла.
Восхищенные слушатели зашептались. Обсуждали коварство женщин, но это в меньшей степени. Куда серьезнее впечатляли