е о Хедвиг. О том, как она стала моим лучшим другом, и о том, как я её потерял. И о моей сестре Юни. Она уже тогда покинула меня, и всё же остаётся со мной до сих пор.
Впервые я увидел Хедвиг, когда плавал в бассейне. Она стояла на улице, прижавшись носом к стеклу, так что первым я заметил нос, а на носу – великое множество веснушек. Хедвиг заглядывала внутрь и была совсем одна. Шёл снег, снежинки садились ей на шапку, на выглядывавшие из-под шапки огненно-рыжие волосы и на толстое шерстяное пальто – кстати, красное, как шуба Юлениссе, он вроде вашего Деда Мороза.
Плавал я уже долго. Тогда я часто ходил в бассейн, почти каждый день. Плавал взад-вперёд. Всё больше под водой. Поднимал голову на каждом втором гребке, чтобы вдохнуть, а потом снова опускал в воду. Поднимаю, вдыхаю, делаю гребок, опускаю, выдыхаю, затем – новый гребок. Пока я плавал, мне не нужно было думать ни о чём другом, только о дыхании, плавании и воде. К тому же это помогало отточить технику. Когда ходишь в бассейн каждый божий день, как ни крути, а с каждым разом плаваешь всё быстрее и быстрее. На несколько десятых долей секунды быстрее, чем в прошлый раз.
Собственно, я стал ходить в бассейн потому, что туда ходил Юн, мой лучший друг. Мы оба терпеть не могли футбол и вместо него стали плавать. В тот день, когда появилась Хедвиг, Юн тоже был в бассейне. Он пришёл чуть позже меня. Помню, он стоял на бортике и дрожал от холода. Смотрел на воду и, похоже, боялся прыгнуть. Я подплыл, вылез на бортик и встал рядом.
– Привет, – сказал Юн.
– Привет, – ответил я.
– Вода холодная? – спросил Юн.
– Немного, как обычно.
– Тогда ладно, – произнёс Юн.
– На улице похолодало, – заметил я.
– Да, – подтвердил Юн. – Снег идёт.
– Да.
– И вчера шёл, – вздохнул Юн.
– Ну да.
– Да, – сказал Юн.
– Да, – повторил я.
Мы замолчали. Вода капала с меня на голубую плитку пола: кап-кап-кап. «Надо бы сказать что-нибудь», – подумал я. Юн, похоже, совсем замёрз. Он обхватил себя руками, будто сам себя обнимал. Мерзлявый, и это неудивительно для такой тонкой щепки, как он. Юн – самый мелкий в классе. Как и я. В этом мы тоже похожи.
Теперь ты наверняка подумаешь, будто и подружились мы только из-за маленького роста и нелюбви к футболу, и что нам не о чем разговаривать. Неправда. У нас было о чём поговорить. Раньше. Мы начинали болтать, как только встречались утром по пути в школу, и не останавливались, пока не расходились по домам спать. Когда мы проводили время вместе, мне даже не приходилось задумываться, о чём говорить. Будто Юн – волшебная кнопка: стоило нажать – и слова извергались из меня потоком. Длинные фразы, без передыху. Передышки случались, разве только чтобы дать Юну возможность излить встречный поток слов. И мы много смеялись, Юн и я. До икоты. Катались по полу от смеха и не могли остановиться. Мама называла этот смех жемчужным – он звучал так, будто сыпались и раскатывались по полу крупные белые жемчужины.
Но всё это было раньше. После того лета мы с Юном больше не смеялись вместе. Каждый раз при встрече мне приходилось судорожно подыскивать слова. Фразы теперь получались короткими и всё больше о погоде. Я никогда столько не говорил о погоде, как в последние полгода. А я-то всегда думал, о погоде говорят только взрослые.
Юн, наверное, решил, что нет смысла вот так стоять и мёрзнуть. Да и мне стоять и капать на пол надоело. И мы оба прыгнули в воду.
Я снова стал плавать кролем туда-обратно. Я видел, как Юн старается плыть рядом, но не успевает за мной. Теперь я плавал быстрее него, ведь с лета я бывал в бассейне чаще.
Поднимаю голову, вдыхаю, делаю гребок, опускаю голову, выдыхаю, затем – новый гребок.
И тут я отвлёкся. Я увидел, что спасатели украсили к Рождеству свою будку. На окошке, выходящем на бассейн, они повесили гирлянду из мигающих лампочек.
Да, Рождество ведь Юль по-нашему. И скоро сочельник. Лучший день в году…
Считать сочельник лучшим днём в году – дело обычное, но у меня для этого есть особые причины. Дело в том, что на канун Рождества-Юля приходится мой день рождения. Потому меня и зовут Юлиан. Мне должно было исполниться одиннадцать. Причин для радости хоть отбавляй. Но я не радовался. Совсем. Меня очень беспокоило, каким будет это Рождество.
Уверен, ты тоже чётко знаешь, каким должно быть Рождество: где и с кем его праздновать, чем украсить ёлку и как она должна пахнуть. И тебе наверняка хочется, чтобы каждый год всё было так, как всегда. Вот и мне так хотелось. А дома у нас всегда было вот как…
Вечером в малый сочельник[1] мы с сёстрами укладывались спать, а мама с папой наряжали ёлку. А утром, в сам сочельник, проснувшись, я всегда боялся, что они не успели всё украсить. Я осторожно открывал дверь своей комнаты, крался по коридору второго этажа, замирал на верхней ступеньке лестницы и прислушивался. Я старался расслышать звуки Рождества: позвякивание