теперешний, не будет ругаться, что мы с вами разговорились? Вы же на работе.
– Что вы! – махнул рукой Семён. – Его сиятельство приветствует знакомство с местным контингентом. Надо, говорит, знать общество, в котором трудишься. Умнейший человек. А ты кем работаешь?
– Журналистка, – выпалила Егорова.
Вообще-то надо было соврать, что работает продавцом или секретарём, но был велик соблазн поразить воображение приезжего. Они отродясь не видывали журналистов, только по телевизору.
– Ух ты! – обрадовался Семён. – Как раз то, что нужно. Вольдемар Евпсихиевич заинтересуется, он помешан на прессе. Целыми вечерами изучает газеты и не пропускает новостей по телевизору.
– Ты меня с ним познакомишь? – с напряжённым ожиданием вытянула шею Егорова.
– Да, но сначала сходим в ресторан, если ты не против.
Надя не была в ресторане уже две недели. Последний раз это была презентация иностранной фирмы, намеревавшейся продавать в России какие-то колготки. Наприглашали эстрадных див, которые и так каждый день скакали на экране телевизора и слабыми голосами блеяли плохо рифмованные тексты.
Вечером, когда Москва вздохнула от жары, Семён на такси повёз Надю на Краснопресненскую набережную.
– Извини, что не на своей машине повезу, – объяснил Семён. – Глупо побывать в ресторане и не выпить.
На набережной возле «Экспоцентра» стоял, как «Аврора» на вечной стоянке, теплоход, служивший плавучим рестораном. Егорова здесь ещё ни разу не была: презентации тут не проводили, а из знакомых её сюда никто не приглашал.
Юркий, фальшиво улыбающийся официант сунул в руки меню и карту вин.
– Выбирай сама, – сказал Семён и выглянул на водный простор.
По Москве-реке плыл теплоход, с него звучала музыка. Увенчанный звездой шпиль гостиницы «Украина» пронзал золотящееся закатное небо.
Для начала журналистка выбрала отварную севрюгу с соусом из шампиньонов и салат из овощей и отварного языка. С вином не стала мудрить и заказала белое «Арбатское».
– Расскажи о себе, – попросила Егорова после тоста за знакомство.
На ней был топик на узких бретельках, верхний край которого спускался много ниже ложбинки между грудями. В ней пристроилась цепочка с золотым кулоном.
– Что рассказывать? – пожал плечами Семён, расправляясь с салатом. – Сперва ходил за лошадьми. У барина красавцы были – ты таких не видала! Крепкие, ноги как струны. Конюшня у хозяина большая была.
– Кто ж такой твой хозяин?
– Ты его не знаешь, – отмахнулся Семён.
– Поместье, наверное, немаленькое? – продолжала наступать Егорова.
– Бывают и побольше, а у барина по-теперешнему сто пятьдесят гектаров. Тут тебе и лес, и выгоны, и поля.
– Так это не коттеджный посёлок? – замерла с вилкой Надя. – Я думала, Жуковка или Нахабино.
– Барин любил уединение и охоту, – пустился в воспоминания Семён. – Сокрушался, что по-аглицки не выучился в своё время. Всё оправдывался, что способностей нет. Чудный был барин. А