Григорьевич поднял стопку.
– Мозги в пикантном соусе, прошу покорно, – сказал он, выпив. – Весьма нежное кушанье. Сейчас подадут ростбиф с крокетами и расстегаи. На десерт изволите трубочки миндальные и мессинские конфекты.
– Есть у вас толковые мужики? – спросил Дерюгин, насытившись.
– Толковых много, – заверил Гусятников, протягивая гостю курительную трубку. – Есть и по плотницкой части, и по кузнечной.
– Что делать без кучера, прямо не знаю, – посетовал Вольдемар Евпсихиевич, затягиваясь дымом. – Найти человека, имеющего призвание к лошадям, сложно. Возьмёшь пьянь, а потом пожалеешь, что взял. Не продаются у вас лошадники?
Павел Григорьевич склонился над картофелем с шампиньонами.
– Есть один, – ответил он. – Вот, извольте прочесть.
Гусятников подал Дерюгину последний номер «Обывателя». Князь нашёл глазами нужное объявление:
«В деревне Медное продаются две молодые девки. Грудастые. Шьют и стряпают. Цена им тысяча рублей. Продаётся тут же мужик. Знает лошадей и колымажный промысел. Молодой, видный, непьющий. Пятьсот рублей. В Медном же продаётся стая гончих собак, числом двадцати, да бык. По сходной цене».
– Это что же, вы продаёте? – поинтересовался Дерюгин, опуская газету. – Как раз то, что мне надо.
Вольдемар Евпсихиевич заглянул в объявление:
– «Мужик. Знает лошадей и колымажный промысел. Молодой, видный, непьющий». Только возраст не указан.
Гусятников помрачнел.
– Неместный вы, ваше сиятельство, потому и ухватились за Семёна. Его вся округа знает. Возраст у него самый что ни на есть.
– С Семёном что-то не так? – нахмурился Дерюгин. – Здесь же ясно сказано: «Молодой, непьющий».
– Так-то оно так, кучер из него первоклассный, – помещик поводил пальцем по скатерти. – Только голова от него болит. Очень уж, понимаете ли, до женского полу охоч. В моей деревне все девки от него с ума посходили, а он ещё и за Поддубки, деревню помещика Силантьева, взялся.
– Это хорошо, когда молодой мужчина нравится женщинам.
– Емельке-то Пугачёву Устинья Кузнецова приглянулась, а моему Семёну одной маловато будет. Даже замужние бросаются. Магнетизм, говорят. Мужья Семёну морду били, а магнетизма не выбили. Хочу сбыть Семёна с рук, да некому. Разве что вам.
Дерюгин задумался.
– А экипажами он любит заниматься? Механикой разной?
– Ой, что вы, ваше сиятельство, – оживился Гусятников. – Такого специалиста вам нигде не найти. С закрытыми глазами разберёт и соберёт что угодно.
Лошадей и дорогу любит. Дорога, говорит, как наша жизнь. Только я в философии не силён. Берите, не прогадаете. В Москве или в Питере хоть от мужей затеряться сможет. Это у нас всё на виду.
Князь размышлял.
– Полтыщи рублей – не высокая цена за такое сокровище?
– Какие полтыщи! – подскочил Гусятников. – Это я так, для форсу. Его и за триста не возьмут. Вольдемар Евпсихиевич, душа моя, купите его, а? Век буду Бога молить.
Помещик