я кизяк клал на твою любовь с самой высокой колокольни! Слышишь? – как-то уж совсем по-славянски принялся возмущаться убелённый сединами азиат. – Ты пойми, шакал вшивый! Как только про Америку заикнёшься, тебя из института выпрут к едрене фене, а я партбилет на стол положу. Хорошо, если обратно в аул сошлют! А могут и… По тундре, по железной дороге… Это ж вся наша с матерью жизнь – верблюду под хвост. Ты этого добиваешься? Ну, уж, дудки! Только через мой труп!
Махмуд Алибабаевич как в воду глядел. И месяц не прошел, как дождливым пятничным вечером, когда трудовой люд уже возрадовался долгожданным выходным, но ещё не упился до поросячьего визга, они с Сауле Абдурахмановной сидели каждый в принявшем форму тела своего владельца кресле перед цветным ламповым телевизором. Убаюкиваемая мантрами, читаемыми родными до боли голосами дикторов программы «Время», чета томилась ожиданием повторного показа восточногерманского вестерна, повествовавшего о противостоянии добрых американских индейцев зловредным европейским колонизаторам. Мудрый Инчу-Чун вот-вот должен был наставить на путь истинный сына своего Виннету, как занесённый Заурбеком разделочный топорик войны с хрустом пробил оказавшуюся довольно тонкой теменную кость отцовского черепа: не зря семейное поверье гласило, что у всех мужчин рода Пирдубирдыевых родничок зарастал долго и неосновательно. А следом Алибек ничтоже сумняшеся перерезал горло не успевшей пикнуть матери. Орудием послужил древнейший персидский кинжал, чьи массивные ножны закрывали проеденную молью дыру в настенном туркменском ковре ручной работы, украшавшем родительскую опочивальню.
Потом они в ванной сообща пилили тела заранее купленными в хозяйственном магазине ножовками, смывая в канализацию всякую требуху, а крупные куски пакуя в прочные пакеты для строительного мусора.
На плохо освещённых, обезлюдевших улицах бушевал ливень. Всю ночь напролёт никем не замеченные братья окольными тропами таскали мешки на ближайший пруд. Там подонки, подгружая ношу оставшимися от развалин усадьбы булыжниками, топили останки как можно дальше от берега.
Малость передохнув, квартиру поутру подельники тщательно отмыли, орудия убийств прокипятили, и Заурбек как ни в чём не бывало отправился в милицию, не забыв предварительно плотно и с аппетитом позавтракать.
Операцию под чересчур длинным для кодового названием «Тропой свободы или куда кривая выведет» кукловоды из Лэнгли принялись разрабатывать, не имея конкретной цели. Зато начали они её не медля, как только пронюхали, что папа у Заурбека засекречен, а сам отпрыск не прочь свалить за бугор. Паренёк как-то доверительно проговорился обо всём сразу в пьяной беседе с сокурсником, а последний оказался глубоко законспирированным агентом влияния, чьи родители по роду деятельности годами не вылезали из загранки и тоже были завербованы. Этакая трудовая династия на службе у империализма.
Зажравшийся сучонок вовлекал старшего сына Пирдубирдыевых постепенно, через фарцовку