тарелки, вымазанные хлебом дочиста. – Поняла? – женщина в синем халате, какие носил технический персонал, посмотрела, словно от неё тут что-то зависело.
– Не курю, поняла, ходить буду только по зданию. В библиотеку сгонять можно?
Санитарка, довольная подчинением, кивнула:
– Только неторопливым шагом. И хирургам на глаза не попадайся. Ух и злющие они у нас тут! Я пол мою? Мою. Он мокрый и скользкий? Понятное дело. Так чего в этот момент, когда он мокрый и скользкий, лишние полчаса не полежать? – в палате из четырёх человек, куда поместили Николину, в это время никого не было. Во внутреннем дворике больные на костылях наворачивали круги вокруг клумбы и скамеек. Санитарка ткнула на окно подносом: – Вот эти, если им приспичит, и прутся по мокрому. Поскользнутся они, а виновата я. Тряпку плохо отжимаю. А как её ни отжимай, все равно скользко, потому как мокро. Согласна?
Понимая, что санитарка нашла в её лице свободные уши, Николина встала в туалет. Иначе женщина, возраст которой из-за неухоженности определить было сложно, могла жужжать ещё полдня. В туалетной комнате через непокрашенный верхний квадрат окна двор был виден тоже. Убедившись, что санитарка исчезла в здании напротив, где была столовая, Николина направилась совсем не в цоколь, где была библиотека, а на второй этаж. Шёл пятый час и хотелось хоть что-то узнать про Кашину. Тихо прикрыв дверь терапии, она шла к центральной лестнице неторопливо, как советовали, и, удивляясь пустоте коридора. Похоже, что паузой между послеобеденным сном и вечерними процедурами воспользовались абсолютно все, кто могли.
Про то, что у неё не надрыв ахиллового сухожилия, а полный его разрыв, Ира теперь знала наверняка. Как можно было порвать столь толстую ткань просто оступившись, оставило в глубоком раздумье не только рентгенолога, подтвердившего диагноз, но и дежурного хирурга. Отправляя Иру на госпитализацию, он обрадовался, что оперировать девушку будет дежурящий сегодня Алексей Александрович Балакирев.
– Лёша, ты Кашину, что привезли на вертолёте, взял? – поинтересовался отдежуривший Щукин, зайдя в ординаторскую хирургии. Балакирев, услышав рассказа коллеги о вертолёте, задумался. А не станут ли его теперь таскать к Маркову на ковёр после каждой произведённой инъекции в энное место этой новенькой? Работой и делом Алексей Александрович уже не раз доказал и свою компетентность, и даже исключительность: именно через его руки прошли за последние пятнадцать лет и весь танцующий Большой театр, и половина олимпийской сборной страны. Это придавало уверенности и добавляло важности. Впрочем, важным был весь вид знаменитого хирурга: от фигуры до лица, увидеть улыбку не котором удавалось немногим пациентам. Особенно пациенткам. «Своих дам» Балакирев не баловал, объясняясь с ними коротко, разговаривая только о том, что каждая в состоянии была понять, и не позволяя ни выливать личные беды на себя, ни выуживать факты из жизни своей.
«Сухарь!», –