Иди ложись.
В клинике не было настоящего отопления. В одном из углов покоя постоянно горел большой камин, над ним висел котел. Без толку. Воздух оставался холодным и враждебным. Все сверкало безжалостной чистотой. Коридоры сияли холодом, как склепы. Из-под манжет Барри выглядывали посиневшие костяшки, кулаки были плотно сжаты; он семенил за фалдами доктора Файфа, пытаясь уклониться от мелкой россыпи пудры, которая слетала с подпрыгивающей косички. Пациентка оказалась благородной дамой; она лежала и стонала в небольшом алькове, окруженная занавесями. Приближаясь, они слышали, как она резко, мучительно дышит. Кипящая вода и теплые полотенца были наготове. Сестры маячили рядом. Воды отошли, но дама не смогла вытолкнуть ребенка в большой мир. Младенец старался, старался. Дыхание матери переросло в крик. Барри еще сильнее сжал кулаки.
– Ну что ж, сударыня, – сурово сказал доктор Файф, – похоже, нам придется немного пособить природе.
Барри внимательно наблюдал за пациенткой. Самым удивительным было то, как ее кожа полностью меняла цвет каждые десять минут – из мертвенно-белого, когда ее дыхание затихало, он превращался в темно-красный цвет бургундского, когда боль от схваток усиливалась. Доктор Файф пощупал ей пульс. Послушал сердце. Потом заставил ее покашлять, чтобы прослушать легкие. Потрогал лоб. Она обильно потела от тщетных усилий. Теперь на ее кружевной рубашке, кроме пятен пота, появились крупицы пудры от парика. Она пахла стойлом. Джобсон, сжав Барри локоть, пробормотал, что это очень знатная и очень богатая дама. Доктор Файф отказывался ходить в благородные дома, сколько бы ему ни предлагали. Пусть сами ко мне приходят, величественно повторял он каждый раз. И они приходили. Благородная дама начала кричать. Доктор Файф подскочил и схватил ее, как борец на арене.
– Давайте, мадам. Поднимайтесь.
Студенты ужаснулись. Это было неслыханно и могло закончиться смертью. Старшая сестра попыталась вмешаться.
– Доктор! Я не думаю…
– Прочь, женщина! Барри, держите ее за ноги.
Барри схватил благородную даму за лодыжки и потянул их к полу.
– Теперь, – скомандовал доктор Файф, как будто речь шла о прогулке по саду, – мы пройдемся по клинике.
Когда они пошли, она перестала кричать и, влача за собой полы ночной рубашки, начала глубоко, ритмично, с завываниями стонать.
– Так-то. Сразу лучше, а? – подбодрил ее доктор Файф. Процессия начала обход длинного арочного зала.
– Барри, достаньте шаль, накиньте ей на плечи. Джобсон, освежите графин с джином. Сестра, подготовьте воду и ножницы. Мы вернемся самое позднее через двадцать минут.
Он изрыгал приказы, и его войска заняли боевые позиции. Женщина обмякла.
– Держаться! – крикнул доктор Файф. – Шаг за шагом.
Ее лицо снова изменило цвет, когда кровь прилила ей к лицу.
– Кричите как резаная, если это вам помогает, – проорал доктор Файф, заглушая ее пронзительный крик боли. – Барри, поддержите ее с другой стороны. Осторожно, мадам, у него руки как у эскимоса.
Она схватила крошечные арктические пальцы Барри и закричала.