тех, кто не может выдержать
Одинокий
Костяк
Истины[5].
Поскольку рукопись Грегори еще не отвечала подобному идеалу, я не могла читать ее так, как предписывает это стихотворение. Я не могла не читать между строк; более того – часто это был единственный способ продвинуться. В металогах я также часто намеренно допускала эмоции и обращение к воспоминаниям. В действительности собственный язык Грегори часто бывал весьма образным. Он стремился к достижению формализма, однако пока он шел на ощупь и пробовал варианты, он часто полагался на менее строгие формы дискурса.
Это стихотворение важно не только тем, что декларирует метод и стиль, но также тем, что указывает на контекст, помогающий понять его содержание. В этом стихотворении Грегори выражает подлинную озабоченность и раздражение. Очень многие люди, поняв, что Грегори критически относится к определенным видам материализма, хотели видеть в нем выразителя мнений противоположной группы, группы, одобряющей интерес к вещам, отвергаемым атомистическим материализмом: Богу, духам, экстрасенсорному восприятию и прочим «призракам давно забытых верований». Положение Грегори всегда было сложным: он говорил своим коллегам по науке, что из-за методологических и эпистемологических предпосылок, веками стоящих в центре западной науки, они неспособны уделить внимание вопросам чрезвычайной важности. Затем он оборачивался и говорил своим самым преданным последователям, верившим, что они говорят о тех самых вопросах чрезвычайной важности, что их способ изъясняться – полная чушь.
С точки зрения Грегори, ни одна группа не могла рассуждать здраво, поскольку об этих вещах нельзя сказать ничего здравого в условиях декартовского разделения разума и материи, ставшего привычным для западного мышления. Снова и снова он отвергал этот дуализм: разум не может существовать без материи, материя без разума существовать может, но для нас недосягаема. Трансцендентное божество невозможно. Грегори продолжал обращаться к обеим сторонам свойственного нашей культуре дуализма. Он, несомненно, хотел призвать их к принятию монизма, к единому ви́дению мира, позволяющему как научную строгость, так и систематическое внимание к вопросам, которые ученые часто исключают из рассмотрения.
Как заявляет Грегори в своем стихотворении, он воспринимал свои умопостроения как несущую структуру, нечто вроде скелета. В этом притязании есть две стороны: во-первых, это заявка на формализм и строгость; во-вторых, это притязание на работу с фундаментальными принципами, направляющими нарастающую детализацию природных явлений. Однако он стремился описать не иссохшие кости, а функционирующий каркас жизни в самом широком смысле, жизни, включающей всю живую планету в эволюционной перспективе.
Пытаясь переосмыслить эти вопросы, Грегори пришел к стратегии переопределения. Он брал слова, относящиеся к вещам, которые нематериалисты считают важными, а ученые считают недоступными для изучения, – такие как «любовь», «мудрость», «разум» или «священное» – и переопределял их, привлекая концептуальные инструменты кибернетики. В его текстах