живи. Нам никто не мешает, кроме нас самих. Ручка у тебя есть, бумагу ты новую сегодня получила, пиши с чистого листа.
Миндальные печенья с зеленым чаем люблю до сих пор. С Линкой снова разошлись пути-дорожки на десять лет.
Хотя, кто знает, может, снова пересечемся? И повод будет в разы радостней.
Отречение
… Было страшно. Мокро, холодно, страшно.
Страшно знать, что выхода отсюда не будет. Это последняя ступень. Впереди плаха. Смерть.
Странные, странные события, пересечения в этой жизни… Ее кости целы, ее суставы не вывернуты. Ее не пытали ни огнем, ни водой, ни железом. Ей несказанно повезло. Ее тело будет не изуродованным лизать огонь костра. Вспыхнут остатки льна ее платья, вспыхнет облако черных кудрей… Какое оно сейчас облако… Губы скривились в полоску горькой улыбки. Грязные упрямые завитки волос падали на оборванное кружево лифа.
Ее не сковали цепями. По скользкому, как покрытому испариной полу, она могла ходить без железной привязи. В углу даже была навалена солома. Не сгнившая еще.
Стены сочились водой с каким-то запахом… Как будто стоячей воды. Болотной. Значит, она не в городе. Хотя, какая разница. Не важно где. Важно как уходишь отсюда.
Наклонилась, взяла деревянную кружку с водой возле соломы. Сделала глоток. Вода свежая. Гнильем ее тоже не поили.
Странные почести. Но никакой загадки или тайны в этом для нее не было.
Придет или нет?
С чем придет?
С жалостью, с раскаянием?
Подошла ближе к обдающему гарью стены факелу. Стало чуть теплее. Прикрыла глаза.
Руки, сомкнутые в замок кисти, прямая спина, без вызова, но с достоинством поднятая голова. И будто это не она, а только ее тень, образ стоит у мокрой, пожирающей тепло тела стены.
Придет… Скоро… Очень скоро…
Обмотанная вокруг палки пакля, пропитанная маслом и воском, чадила. Тень от нее ползала то вверх, то вниз, подчиняясь движениям огня.
Шаги послышались задолго до того, как надрывно взвизгнула обитая железом дверь.
Быстрый, ритмичный отклик каменных плит эхом раскалывался и утихал под сводами коридора. Да, коридора. В этом подземелье был коридор, длинный. По нему ее с завязанными глазами привели в эту камеру.
Дверь открылась наполовину.
Вошел мужчина лет 25-27. Коричневая ряса до пола на поясе перехвачена витым шнуром из шерсти.
В попеременно набегающих на лицо то тени, то свете сложно было увидеть его выражение. Но это было и не нужно. Она его чувствовала. Чувствовала настолько, что даже не открыла глаза.
С надрывом закрылась дверь.
Тень факела на стене вздрогнула, дернулась вверх и вернулась на место. В камеру залетели новые запахи. Железо, кожа и как будто дерево. Не подземелье? Впрочем, какая разница…
– Здравствуй… – мужской негромкий голос рассыпался в кладке стен. Как песок. Приветствие далось ему трудно. Лучше молчать. Стоять и молчать. Так честнее.
– Здравствуй…