кроме курения марихуаны и созерцания моря на лежаках.
– Как дела, парень? – Крис плюхнулся прямо на песок и задрал голову к тучному небу.
Если бы ты видела его, дорогая Марта, ты бы сказала, что он не в твоем вкусе. Крис блондин. У него длинные вьющиеся волосы, которые он завязывает в хвост, но их безнадежно разрывает ветер и вода. На берег он возвращается всегда лохматым и в профиль немного напоминает женщину – такая гладкая кожа у него на лице.
После заката он садится на байк и едет в центр, единственный оживленный центр этой части суши. Денег у него мало, потому он довольствуется бесплатным флиртом переодетых в женское парней и редкими аудиенциями с голодными, одинокими туристками.
Он рассказывал, как провел ночь с двумя молоденькими испанками. Меня должен был впечатлить этот рассказ. И он по-своему впечатлил с учетом того, что я сам не был с женщиной с тех пор как покинул родину. Нашу с тобой родину, Марта.
3 августа
Все, что касается похоти, – это отдельная неисчерпаемая вселенная внутри мужчины. Все привыкли думать, что желание просыпается при виде исключительной красоты и умирает при несовершенстве. Что только физически привлекательная женщина способна по-настоящему возбудить мужскую плоть. Но это не так.
Желание застигает наяву и во сне, во время работы и отдыха, в нежности и в агрессии. И порой желание войти в женщину намного больше, чем желание кончить в нее. Но, войдя, уже невозможно остановиться. Ты чувствуешь власть намного более сильную человеческой власти. Это власть природы, неотъемлемой частью которой мы все являемся. И я тоже ее часть. Потому даже в самые жестокие ссоры с тобой, дорогая Марта, я не прекращал тебя хотеть.
Я не прекращал тебя хотеть, когда ты толстела и когда худела, когда болела гриппом, когда стряпала на кухне. Была ты голой или в вечернем платье, весела или сердита. Ты могла весь день молчать или же слать непристойные картинки на мою рабочую почту – я вспыхивал при одной лишь мысли о тебе. Но, только ты начинала плакать, желание к тебе умирало мгновенно. А ты так много плакала в последнее время. Ты плакала каждый день. Даже не один раз в день.
Твое лицо становилось большим, красным и одутловатым как у дворовой алкоголички. Губы покрывались пятнами, ты не могла членораздельно говорить. Слезы твои делались дополнением к любому разговору и любому объяснению, и тогда я переставал быть твоим любовником.
С тех пор, как мы не вместе, я редко вспоминаю то, что нас разорвало, но много думаю о том, что любой намек на секс стал вызывать во мне чувство столь же двоякое как червивое яблоко – притягательное снаружи и омерзительное внутри. Уйдя из дома, который грел и охранял нас двоих так много времени, я открыл совсем новые формы вожделения. Формы, в которых напрямую не было тебя, Марта, но были твои ипостаси – утрированные, извращенные, больные и неточные.
Обрушенная стена дома, хромая собака, свист электрички или толкнувшая меня на рынке