и красное вино. Мне и остальным детям и недорослям полагается малиновый морс.
Мне нравится, когда приходит столько гостей, я был бы даже не против, чтобы они пожили у нас немного, заняли лишнюю площадь. Постепенно стало шумно, появились посторонние запахи, ведь каждый из гостей принес свой, – в общем, получилось радостно и от всеобщего мельтешения приятно рябило в глазах.
Наконец из кабинета вышел Серпов, и его приветствовали собравшиеся – в основном папины «коллеги, единомышленники, соратники», ну и, конечно, подчиненные. Попробовали бы они не любить папиного заместителя, не говоря уже о самом папе.
Мама вышла к столу в красном платье, и ее тоже поприветствовали. Папа в кумачовом галстуке сорвал ожидаемый аплодисмент и приготовился говорить речь. Потом все остальные тоже будут говорить и поздравлять, но начинать есть можно только после папиных слов.
– Товарищи! – сказал он, вставая. – Разрешите в этот особенный для всех нас день поздравить вас с годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции! Ура, товарищи!
Товарищи согласно и с энтузиазмом слаженно крикнули «ура» и выпили. Я тоже выпил морса и потянулся было к винегрету, но вскочил товарищ Климент, и моя рука глупо зависла на полпути.
– Товарищи! – взволнованно произнес тонким голосом товарищ Климент, держа в руке вилку с нанизанным на нее куском. – Предлагаю сразу поднять бокалы за второго виновника сегодняшнего торжества, за нашего любимого Владимира Ильича…
– Ленина! – лязгнули остальные гости и захохотали.
Почему-то я каждый год забываю про то, что папин заместитель обязательно вылезет сразу за ним и скажет эти слова, всегда одни и те же, которые закончатся одной и той же шуткой.
Папа мой никакой не Ленин. С другой стороны, Леной зовут мою маму, следовательно, папу все-таки можно назвать Лениным, раз он муж мамы. Мне эта шутка кажется глупой, и, наверное, поэтому я про нее забываю.
Я люблю папу и считаю лишним и даже противоестественным давать ему посторонние имена, когда у него есть свое собственное.
– Что ж, – сказал папа и взял половинку яйца с горкой красной икры сверху (это сооружение символизировало на празднике победу красных над белыми). – Что ж, – повторил он и откусил половину.
Гости начали энергично жевать. Я – тоже. За столом плохо ели два человека. Это моя мама и Клара – обе берегут фигуру. Смешное выражение. Чего, спрашивается, «беречь» фигуру? Как будто она может убежать или упасть и разбиться.
Я не очень люблю смотреть, как едят чужие люди. Точно так же не люблю, когда смотрят на меня, когда я жую. А еще из-за того, что вся еда на столе была красного цвета, рты у всех тоже стали красными – в общем, все это выглядело как вечеринка у вампиров. И мой папа был на ней главным.
Вы спросите, стесняюсь ли я его. Считаю ли идиотом. Нет. Хотя многие со стороны решили бы, что мой папа именно идиот, я утверждаю, что это не так. Просто папа искренне верит, что все люди на земле должны и могут быть счастливы. Если же вы думаете, что желать