груды одеял, как медведь забивается в берлогу, чтобы погрузиться в зимнюю спячку.
Он провалился в сон. Тридцатидвухлетний мужчина, с густой порослью на груди, подступающей к подбородку длинного, худого лица, от неимоверной усталости словно лишившегося обычной твердости. Единственным выражением, застывшим в его дымчато-серых глазах, было отчаяние. Щеки, покрытые щетиной, запали. Тошнота прошла, но силы еще не вернулись к нему.
Лучше бы Барби – то есть Чарлин – вместо кофе принесла ему бутылку. Он не был особенно охоч до выпивки, что, как он считал, и спасло его от проблем с алкоголем. Но пара стаканчиков обычно помогала ему забыться тяжелым сном.
Теперь он слышал вой ветра. Днем ветер не был слышен. Сейчас же все окна стонали. Еще он слышал, как потрескивает дом, и в довершение в эту симфонию вплетались звуки его собственного дыхания.
Горестные, тоскливые звуки.
«Отключи слух, – приказал он себе. – Отключись ото всего. Надо пару часов поспать, – решил он. – После этого – смыть с себя грязь и накачаться кофе под завязку. А уж потом будем думать, что делать».
Он погасил свет, и комната погрузилась в темноту. А еще через несколько секунд – и его сознание.
Глава 2
Его окружал глухой мрак. Облепил со всех сторон, как жидкая грязь. Это было его первое ощущение, когда Нейт неожиданно пробудился. Он переходил от сна к бодрствованию и слышал свое дыхание, похожее на протяжный свист. Липкий от пота, он выбрался из-под одеял.
Запах в комнате был непривычный – кедровое дерево, остывший кофе, легкий привкус лимона. Тут он вспомнил, что это не его балтиморская квартира. Господи, конечно же, нет! Он ведь на Аляске!
На часах рядом с кроватью светились цифры: 05:48.
Стало быть, ему удалось поспать, прежде чем сон вытолкал его назад, в реальность.
Во сне тоже все происходило в темноте. Черная ночь, черный дождь. Запах пороха и крови.
«Господи, Нейт. Боже мой… Я ранен!»
По лицу струился холодный дождь, а между пальцами сочилась теплая кровь. Его кровь. И Джека.
Точно так же, как невозможно было остановить дождь, нельзя было унять и это кровотечение. Ни то, ни другое не было в его власти. Этот дождь и эта кровь в том балтиморском переулке смыли с него остатки его «я».
«Это должен был быть я», – подумал он. Не Джек. Джеку полагалось быть дома с женой, с детьми, а ему – лежать и умирать на вонючих задворках под мерзким дождем.
Но ему досталась только пуля в ногу, вторая, в бок, и вовсе прошла навылет чуть выше пояса – ровно настолько, чтобы остановить его, нейтрализовать, вот почему дальше Джек пошел один.
Какие-то доли секунды, незначительная оплошность – и хорошего человека нет.
С этим теперь ему жить. Первое время он даже подумывал о самоубийстве, но что бы это дало? Своего друга и напарника он уже не вернет. Жить с этим куда труднее, чем умереть.
Он встал и прошел в ванную. Какое блаженство – эта скудная струйка теплой воды. Не скоро она смоет с него грязь и пот, но это ничего. Времени у него навалом – может,