и тебе не хворать, – добродушно отозвался водитель. – Спрашивай, коли нужда, только пошустрее, а то тут вон некоторые, – он кивнул в сторону дородной женщины, с руганью подорвавшейся со своего места, – особо чувствительные богу душу отдать готовы: ишь, как слюной брызжет, сюда долетает.
– Так сразу и догадались, в чем настоящая причина задержки? – я улыбнулся, разглядывая забавного собеседника.
– А чего ж не догадаться? Или думаешь, что голова у Панкратыча только для шапки? Да и то сказать, тут и недоумок скумекает – про татя этого, до молодух жадного, все метро гудит. – Мужичок зажал одну ноздрю грязным пальцем и смачно высморкался на пути. – Так чего сказывать-то?
– Можно узнать ваше имя? Для протокола.
– Михаил Панкратович я. Говорил же… Или не расслышали, товарищ полицай? Или как там вас правильно-то? Михаил Панкратович – это по паспорту, а так, если попросту, то Панкратычем кличут.
– Хорошо, Михаил Панкратович. Не могли бы вы вспомнить, в последние месяца два не было ли странных пассажиров, происшествий?
– О-о-о-о. – Мужичок засмеялся тихим булькающим смехом, отчего стал похож на старый электрический чайник. – Скажете тоже. Я каждый день столько народу вожу, разве всех упомнишь! А происшествий… Да вроде тихо все. Ан нет, погодь! Было. Месяц назад дрезина сломалась посередь перегона. И что ей, заразе такой, не понравилось? Так и не сдвинулась с места, пока с соседней станции подмога не пришла. Пока ждали, думал, бабка одна мне всю плешь проест. И вот еще…
И этот тоже ничего не слышал и не видел. Извечный принцип невмешательства. Даже если тебя в толпе резать начнут, все отвернутся и заткнут уши. Потому что их это не касается, потому что никто не хочет себе лишних проблем. «Моя хата с краю» – как удобно этим объяснять собственное малодушие. И только когда беда приходит в наш дом, мы вдруг удивляемся, почему никто не протягивает руку помощи, не защищает, не борется за наши права? И мы начинаем орать о коррумпированности власти, бесполезности военных, эгоизме соседей, забывая, что сами в подобной ситуации не потрудились даже зад почесать.
– …босяка этого несет, как из коровника. Аж глаза слезилися.
– Что, простите?
– Несло от него, говорю, как из ведра отхожего! Чуть мне всех пассажиров не распугал.
– От кого несло? – кажется, я потерял нить его повествования.
– От босяка! Ну, бомжа, если по-научному. – Мужичок подозрительно посмотрел на меня, на мгновение перестав ковыряться в спутанной бороде и, видимо, прочитав в моем взгляде полное непонимание, вздохнул, обтер руки о куртку и начал заново: – Шесть дней назад на Серпуховской подсел ко мне в дрезину мужик. В обносках, вонючий такой. Я его пугнуть хотел, ну а он мне плату показал – рвань рванью, но насчет патронов у него всегда все в порядке. Ну так вот, босяк этот тормознутый был какой-то, словно выпил чего. А мож, и соляры хватанул, говорю же вот – воняло…
– То есть всегда? – из всей тирады именно это «всегда все в порядке» показалось мне особенно чужеродным.
– Дык,