насторожился, огляделся, прислушиваясь. Лицо внимательное, черты лица заострились.
Чудовищный крик то затихал, то становился громче – но все длился и длился. Это было похоже одновременно на плач ребенка и вопль боли тысячи людей. И победный крик обезумевшего от крови птеродонта.
Гость покрутил головой. Глаза холодные, прищуренные.
«Глаза убийцы», – подумал Юра. По спине пополз холодок. Но в следующее мгновение он отогнал эту мысль.
Крик оборвался. Но еще несколько секунд казалось, что он продолжает звучать – колеблется чем-то вроде эха в натянутых, как струна, нервных волокнах.
«Что, черт побери, это было?» – подумал Убер.
Он выпрямился, посмотрел на Юру. Парень заметно занервничал, отводил глаза. Убер оглядел его с интересом. Русский или белорус, может быть. Лет шестнадцать, возможно, чуть больше. Шатен, сложение довольно хлипкое, но это может пройти с возрастом. Вдруг он вообще квадратом будет. Взгляд слегка близорукий. А вот это в условиях метро редко проходит. Вид у парня недовольный. Тонкие черты лица. Несколько прыщей украшают высокий лоб. «Как тебя там? Юра, кажется? – подумал Убер. – Дуралейкин… Черт, вот же сочетание имени-фамилии. Не хочешь, а оговоришься».
Юра наконец грубо сказал:
– Чего?!
Убер почесал затылок, затем лоб. Затем опять затылок. Легкий массаж затылочной области всегда помогал ему соображать.
– Что это было? – спросил он наконец.
– Не знаю, – сказал Юра.
Убер усмехнулся. Ну, конечно, конечно…
– Серьезно?
– Да, а что? – с вызовом спросил Юра. Уши у него покраснели.
«А парень-то совсем не умеет врать».
Убер хмыкнул.
– Я же вижу, что ты врешь.
– Вру и вру, тебе-то какое дело? – сказал Юра. – Станция не твоя.
Убер засмеялся.
– Что смешного?!
– У тебя уши горят, брат Юра. Чувствуешь запах? Будь на тебе противогаз, уже резина бы оплавилась. Ладно, не хочешь, не отвечай. Ты прав, станция не моя. Да мне и неинтересно, в общем… – Убер пожал плечами.
Скинхед отвернулся, сунул «химзу» в мешок для санитарной обработки. За спиной – молчание. Убер закинул наживку и ждал. Он стянул шнурки мешка, обмотал вокруг горлышка и затянул.
Юра заговорил, нехотя и сквозь зубы, как под пыткой:
– Это туннели стонут.
Убер быстро повернулся. Поднял брови.
– Правда?
Юра кивнул.
Убер опустил мешок на пол. Задумчиво погладил кончиками пальцев шрам над бровью.
– Как трогательно, – сказал он. – Как, не побоюсь этого слова, поэтично.
Юра замолчал. Насупился и закрылся. «Ну, чтоб тебя».
– Обиделся, что ли?
Молчание. «Вот черт. Это ведь почти ребенок».
Убер заговорил серьезно и мягко:
– Извини, брат Юра. Все нормально. Это твой монастырь. И твои правила.
– Мой – что? – Парень поднял голову, в глазах плеснулось недоумение.
Убер тяжело вздохнул. «Боже, мы теряем культуру».
– Станция