пьесе»;
вас раздражают
выкрики из зала и
шарканье ног
демонстративно
уходящих зрителей;
вам не милы
жидкие аплодисменты
под конец действия;
вам противен суфлер,
который мямлит и
шепелявит;
вас нервирует оркестр,
который устраивает
бесконечный перерыв на обед;
наконец,
вам хочется прыгнуть
головой вниз
в оркестровую яму и
таким нетрадиционным образом
исчезнуть
с ненавистной,
но такой
близкой и родной
вам…
Сцены.
Всё это так, но
вас гложет сомнение,
вас мучает извечный вопрос:
«Почему я,
скорее,
должен быть, чем не быть?»
Вам хочется
обязательно найти ответ.
Вы чувствуете,
что это для вас
архиважно,
что в этом –
весь смысл
вашей игры, но
вы не знаете,
как,
когда и
где
вас ждет разгадка.
Придет ли прозрение
до того,
как опустится занавес, или
после?
Вы не знаете,
будет ли
фатальной ошибкой
отказаться от
продолжения выступления и
убежать,
или, все же,
игра стоит того,
чтобы претерпеть
все это издевательство и
продолжить фарс…
до логического конца.
До того мгновения,
когда конферансье
просипит
«finita la commedia»
и выяснится, что
вы
либо были посмешищем,
трусливы
и слабы,
чтобы решиться
на «мужской поступок»;
либо оказались героем, и
честно,
с достоинством,
подобающим лишь
богоподобным существам,
исполнили свой жизненный долг –
отыграли все свои роли.
И это,
несмотря на то, что
вы никогда
не считали
себя актером или
помощником режиссера».
Итак,
да здравствует
Вселенский Театр
Абсурда и Целесообразности!
Мы приветствуем всех вас,
на помост всходящих
под «медный ветер»,
«древесно-металлическое»
вибрато и
«кожные пульсации»
оркестра!
Всех вас –
неофитов жизни!
«Welcome my sons,
welcome to the Machine!»
Мы дружно,
вместе со Вселенским
Зрительным Залом
отдадим должное тем,
кто играл до вас,
Мои Новоизбранные,
заслуженным трудягам арены,
отправляющимся на поко…
Нет,
не на покой!
А на покорение
других сердец,
других миров!
Аплодисменты,
господа!
Занавес!
*