родине, – отец выругался по-французски, – в три года меня должны были отправить в детский дом, но мама работала на личной кухне начальника колонии. Она упросила его на коленях оставить меня на зоне, – Витя помолчал, – меня все баловали, я был бойкий мальчишка, – Марсель усмехнулся:
– И таким остался. У тебя мамин характер, милый, – он разлил коньяк, – я вроде Монаха, или мимолетно знакомого тебе дяди Джона, его светлости. Я сыч и больше молчу, а твоя мама легко сходилась с людьми, – Витя щелкнул зажигалкой перед его сигаретой:
– Мама и папа, то есть Алексей Иванович, познакомились на вокзале в Потьме после ее освобождения. Мы оказались в столице, а через три года мама умерла после родов. И сестренка моя не выжила, – он выпил полстакана коньяка, – а потом папа погиб от руки псов, то есть КГБ, – Витя редко позволял себе опьянеть:
– Не с моими занятиями, – сказал он однажды Маленькому Джону, – Питеру хорошо. Товарищ Миронов никуда не ездит. Он грузит рыбу, ведет серую бухгалтерию и разрабатывает перспективные планы, а я волк, которого кормят ноги. И вообще, – он повел рукой, – серьезные люди не пьют, с похмелья денег не сделаешь…
Цеховики с презрением относились к толкущимся вокруг интуристов фарцовщикам:
– Однако они все равно пользуются их услугами, – Витя оценил еще один цветной телевизор в спальне, – доллары в «Березке» не поменяешь, надо обращаться к валютным спекулянтам, – словно услышав его, отец поинтересовался:
– Значит, вы здесь продали рубли и получили доллары? – Витя кивнул:
– Десять тысяч. За такое расстрел не дают, – его язык заплетался, – это тянет на десять лет в колонии, не больше, – Марсель заметил:
– Ты говорил, что этого Петренко, – он махнул за окно, – расстреляли? – Витя прикончил коньяк:
– Потому что менты, – в голове приятно зашумело, – не прощают измены. Говорят, что Андропов хотел его помиловать, но Щелоков, – Витя икнул, – глава МВД, добился у Ленечки согласия на расстрел. Чтобы, как говорится, остальным было неповадно, – отец забрал у него стакан:
– Тебе хватит, – сварливо сказал Марсель, – слушай меня, тебе двадцать шесть, а мне скоро полвека. Ложись, – он устроил Витю на вышитом местном покрывале, – утро вечера мудренее, милый, – юноша зевнул:
– Завтра нас ждут на сходке цеховиков, вернее, меня ждут. Маленький Джон при мне вроде охранника, у него есть неучтенный ствол, – Марсель хмыкнул:
– У меня тоже неучтенный. Я вас подстрахую, меня никто не увидит. У меня опыта больше, чем у вас, вместе взятых, – он погладил сына по голове, – отдохни, Виктор…
Юноша сонно шепнул:
– Когда мы выберемся отсюда, Питер обещал мне должность в отделе сбыта «К и К». Но сначала мы прокатимся по Парижу в белом мерседесе-кабрио…, – длинные ресницы дрогнули, он засопел. Марсель прикоснулся губами к высокому лбу:
– Непременно прокатитесь, сыночек, – он сидел на кровати,