в Смирну, купеческого корабля, который должен был доставить их в Салоники, в порту не было. Галуст решил подождать – плыть на незнакомом судне он опасался. Они провели в Смирне больше двух месяцев, там юный Торос встретил Анаит, дочь священника Джалала.
Была ли она красива? Торос об этом не думал – в ее присутствии он не в силах был ни о чем думать. Гостеприимный дом Джалала, несмотря на сан его хозяина, был обставлен по-европейски. В салоне госпожи Эрмине, матери Анаит, говорили по-французски, по-итальянски и по-гречески, темой разговора обычно бывали светские сплетни, греческий театр или беспорядки во Франции. Когда же оставались только «свои», то переходили на армянский, и тогда уже обсуждали способность молодого султана Селима продолжить реформы своего дяди, прежнего султана Абдул-Хамида, недавнее поражение визиря при Мачине, падение Очакова и Измаила.
Беспокоились, отразится ли на турецких армянах поражение, нанесенное Россией османам в последней войне, однажды упомянули имя державшего сторону русских архиепископа Овсепа Аргутяна.
– Архиепископ Овсеп, – сказал хозяин дома священник Джалал, – пригласил моего старшего сына Арама, который теперь служит епископом в Карсе, возглавить епархию в Нор Нахичеване. Но Арам пока раздумывает.
Торос дважды видел приезжавшего в Эчмиадзин Овсепа Аргутяна, приемного сына католикоса Симеона Ереванцы и ныне епархиального главу всех живущих в России армян. Ему известно было, что на землях, пожалованных русской императрицей Екатериной, Аргутян построил город Нор Нахичеван для переселенных из Крыма армян. Овсеп Аргутян закладывал соборы, освящал церкви, разрабатывал проект создания независимого Армянского царства, обсуждал его с Потемкиным, Суворовым и самой императрицей. Раздумывать, когда такой человек предложил принять участие в своих великих деяниях, было в глазах молодого Тороса неслыханной глупостью. Его крестный архиепископ Галуст тоже испытывал недоумение:
– Что мешает твоему сыну согласиться, тер хайр (обращение к армянскому священнику, эквивалентно русскому «батюшка»)? Неужели он предпочитает жизнь в наполовину оторванном от мира Карсе?
Джалал испустил тяжелый вздох:
– С Овсепом Аргутяном поладить непросто, Србазан Хайр (обращение к армянскому епископу или архиепископу, эквивалентно «Владыка» или «Ваше преосвященство»), – не терпит возражений, властолюбив, утверждает, что ведет свой род от царя Артаксеркса. Моего Арама Бог тоже ни властностью, ни гордостью за наш род не обделил. Из-за этого с Аргутяном ему не сойтись, он сам это понимает.
– Слышал, тер хайр, в тебе течет кровь самого Есаи Хасан-Джалала, что возглавил восстание меликов (здесь: армянские князья), – вежливо заметил архиепископ, – гордость твоего сына объяснима.
– В Карсе же Арам прекрасно поладил с местным пашой, – продолжал Джалал, – в своей епархии он полный хозяин, дома мы тоже не привыкли ему возражать – с детства умен был рассудителен, зачем возражать, если правильно