улицу с утра.
Во чистом во поле
Ночь летает на метле,
Дорогой окольной
Едет всадник на коне.
Они повстречались
Между землёй и небом
И Месяцу попались
В серебряный невод…
Месяц смеётся, всадник бьётся,
Ночь роняет звёзды с лица,
Ждёт рассвет – не дождётся
Своего гонца.
Небо, как рыбка —
Всё в серебристых чешуйках.
Землю подвесив на нитку,
Ходит время-рыбак на ходульках,
Шатаясь из стороны в сторону,
Как деревянный болванчик,
Ходит оно и стонет, и плачет:
«Ловись, ловись, рыбка,
Большая и маленькая!» —
Но никто не откликнется
На его приманку.
Месяц, ясный, как загвоздка,
И сияющий, как блёстка,
Нарисует острым носом
В небе тонкую бороздку,
Дядя в кружевной сорочке —
Не малютка и не взрослый,
Прочитает эту строчку,
Теребя свою бородку,
И расчувствуется вскоре,
И пошлёт меня за водкой,
И сравнит он небо с морем,
Месяц – с лодкой.
И пойдёт у нас застолье —
Дядя выпьет и застонет,
И закусит хлебом-солью,
И не сыщет слов…
Так сидеть мы будем трое —
Дядя, как рояль, расстроен,
Я – задумчив и спокоен,
Месяц – вдов.
«Как флаги на башнях
И фляги в руках,
Не стал ли вчерашним
Я сам впопыхах?» —
Спросил я себя
И спросил я других,
Но начался дождь —
Я промок и затих.
Разливается жестоко
Ядовитый океан,
Солнце катится с востока —
Попадается в капкан,
Его железные доспехи —
Для славных рыцарей Мальтийских,
Готовых умереть от смеха
Среди лугов Альпийских.
В руках невидимой арфистки
Есть та заветная струна,
Что превращает стёкла в брызги
Воды, а, может быть, вина…
Лишь ноги белой балерины
Величественны, как павлины.
Часовой расправит крылья
И развеет сон,
Он узреет нос зари
И засеет небо пылью.
На облака облокотившись,
Веселье близится к концу,
Под чёрной шляпкой приютившись,
За ночь не спрятаться лицу,
Сияющему, как доспехи
У славных рыцарей Мальтийских,
Мечтавших умереть от смеха
Среди лугов Альпийских.
В глубоком колодце объятий
Живёт золотистая рыбка,
Я в трепетном розовом платье
Кажусь удивительно хлипкой…
Ты смотришь с довольной ухмылкой —
Авоська и хвостик редиской, —
И мне