– приукрасили?
– Не это главное…
– Главное, парень, в другом… Главное в том, что машину-то вы подбили?
– Это – было… И разведку боем отбивали. Нет, про то, что делали, – тут правда. Тут ничего не скажешь…
– А чего ж тебя волнует? Слова разные умные? Так это, как я понимаю, тот старший лейтенант маленько себя приукрасил: во как все знаю и во всем разбираюсь! Ты на это плюнь. Ты в суть посмотри: дело сделал, о тебе написали. Сейчас, так я понимаю, по всему фронту сидят люди, читают и думают: а что? Может, и правильно этот самый Жилин действует? Ведь что получается, парень? Под Сталинградом дерутся, а мы вот – в доме отдыха…
Жилин еще не понимал, куда клонит этот кипенно-белый мужчина, но то дальнее, что толкнуло его на организацию снайперского отделения, что заставляло и его и его товарищей-добровольцев после ночных бдений на передовой днем выходить на охоту, рисковать жизнью, недосыпать, недоедать, да еще в дни неудач переживать насмешки и недоверие, вот это, уже невысказываемое – дальнее, взорвало его. Он резко обернулся и как-то хищно, стремительно изогнулся, как перед дракой.
– Когда мы под Москвой наступали, помнится, на других фронтах тоже… не так уж много существенного происходило.
– Ты не о том…
– И об этом! – упрямо отрубил Костя.
– Ладно. Но главное все-таки в том, что в тебе совесть жжется, а вот теперь, может, и у других совесть… вскинется. Вот что главное.
Поджарый Иван со шрамом посуровел.
– Совесть – она у всех есть. И у всех жжется… И то правда – у нас ребята говорили: на кой черт сэкономленные снаряды швыряем с закрытых? Нужно на прямую наводку выходить. Курорты устраивать всякий сумеет.
Все заговорили вразнобой – водка подогревала, лица, красные или багровые не только от пара или водки, но и от прилившей крови, казались злыми и непримиримыми: того гляди, разгорится драка.
Но драки не случилось. Просто говорили так, как говорят рабочие после получки, – о своем цехе, о непорядках, о том, что и как сделать. И санитар – самый пожилой и, видно, самый простодушный – постучал ногой по опрокинутой шайке и сказал:
– Вы чего ж, мужики, на парня насели? Он, значит, фрицев стрелит, а вы за это самое на него и насели?
И все четверо переглянулись, увидели лица собеседников, ощутили собственный яростный настрой, и круглолицый засмеялся:
– А ведь верно! Мы еще собираемся, а он… А-а… да что говорить. Осталось у меня тут маленько.
– У меня тоже есть, – кивнул улыбающийся голубоглазый. – Я ведь с того и начал… – попытался он оправдаться, но его перебили.
– Ладно! Разболтались! Ведь что за народ пошел – как чуть чего, так политику подводят. А она – вот она, политика. Бей фрица, а время выпало – и выпить не грех.
Круглолицый, рассуждая, разлил водку, встряхнул фляжку, и они опять выпили, но санитар свою кружку отставил:
– Мне хватит, ребята, я – при деле.
Он ушел, и когда беседа шла уже поспокойней, но без доброго