нереалистичным. Олексы по прошествии лет формулирует обвинения таким образом, как если бы революция 1989 года не вымела из этого региона понятие «ограниченного суверенитета» государств и их граждан.
Отношение старо-новых к периоду 1989–1993 годов амбивалентно. Еще недавно, во время демонстрации 1 мая 1993 года, Квасьневский, обращаясь к своим сторонникам, говорил: «Мы собрались здесь, потому что достояние поколений растрачивается и пропадает впустую». Сегодня он великим событием последних лет, помимо Круглого стола, считает реформы Лешека Бальцеровича.
Другие лица из числа старо-новых воспринимают тот период как катастрофу. В польской революции они видят анахронизмы, возвращение демонов прошлого, клерикализм, провинциализм, попадание в зависимость от Запада и от международных финансовых институтов, убогий капитализм третьего мира… Зато приход к власти старо-новых изображался ими как возвращение к линии разумного, просвещенного, цивилизованного, прямо-таки европейского развития!
В обоих совместно управляющих страной партийных образованиях доминирует сформулированная более или менее отчетливо утопия «третьего пути» – вера, что удастся найти какую-то щель между социализмом и капитализмом, сквозь которую сумеет протиснуться Польша. Близкое этому лагерю видение исторического процесса с эпиграмматической краткостью изложил Ежи Вятр: после тезиса (ПНР) наступил антитезис (правление «Солидарности»), и теперь у нас есть шанс на гегелевской синтез – объединение того, «что является завоеванием последних четырех лет», с тем, что «было ценным и общественно признанным достижением в Народной Польше, – особенно в сфере социальной политики, просвещения, здравоохранения и во многих других областях, где в последнее время мы фиксируем явный регресс».
Тоска по «третьему пути» оказывает влияние на видение ими места Польши в мире. Очень неохотно и с опозданием старо-новые движутся в ту сторону, куда Польша направлялась с 1989 года. Европейское сообщество (сегодня – Евросоюз), а также оборонительные структуры Запада – Западноевропейский союз[57] и прежде всего НАТО – они одобрили с колебаниями и всячески мешкая. Атаки на политику Кшиштофа Скубишевского и Анджея Олеховского[58], скандальный отчет парламентской подкомиссии сейма по делам кадровой политики в МИДе[59] или словно бы с луны свалившаяся инициатива о «варшавском треугольнике» (который должен был объединить в одну группу Польшу, Германию и Россию) указывают на трудности с преодолением врожденного антизападничества. Когда вся планета взвешивала шансы и угрозы «Партнерства ради мира», премьер-министр польского правительства выступил почти с каламбуром о «партнерстве ради развития», а на вопрос о приоритетах польской внешней политики ответил метафорой про розу ветров и четыре равносильных направления в географии[60]. В то же самое время старо-новые публицисты старались перещеголять один