нам рассказали, о чём они говорили и какое решение приняли. Их идеи и выводы нам понравились, мы одобрительно закивали. Потом все вместе обсудили план наших действий, попутно познакомившись друг с другом. Я узнала, что мужчину в тёмно-синем свитере звали Колтэн, а женщину Эмилия. Они, вроде как, были знакомы. А парень, который тоже был с нами, похоже, не представился. Или я просто не расслышала.
Колтэн стал негласным лидером, потому как был очень рассудительным человеком и, помимо того, старше остальных парней. Он взял всё на себя, и решение спуститься за людьми в бункер и сообщить им о положении вещей. Никто ему не препятствовал в этом.
После того, как Колтэн уехал на лифте в убежище, я взяла возле зернохранилища кусок старой фанерки, и мы с Диланом пошли в поле, к дороге. Не стоило мешаться возле лифта, там сейчас и так будет полно людей и неуёмная суета. Поэтому мы отошли подальше, я бросила фанеру на землю и села на неё. Дилан сел на траву рядом со мной, и мы оба по пояс скрылись в ней.
Прошло около минуты нашего взаимного молчания, как он, вдруг отведя взгляд, сказал мне:
– Прости.
– За что? – удивилась я.
– Я не спросил тебя, хочешь ли ты уехать, – тихо произнёс он, ещё больше отвернувшись, чтобы не смотреть мне в глаза. – Может быть, так действительно было бы лучше. Может, это имело смысл, кто знает. Прости меня.
Я вскинула брови. Не сразу я поняла, что Дилана терзают сомнения на этот счёт.
– Никто не знает, – спокойно ответила я, а потом приблизилась к парню, попытавшись заглянуть в его лицо. – Но всё в порядке. Я не собиралась ехать.
Его как будто не убедили мои слова. Тогда я ещё больше наклонилась, чтобы увидеть его глаза, которые он отвёл и потупил в землю. Ему что, стыдно? Подождав с полминуты, и поняв, что он не почувствовал себя легче от моего ответа, я взяла его руку и подтянула к себе, чтобы он наконец повернулся в мою сторону. Парень непроизвольно подался ко мне. На своё лицо я усиленно попыталась натянуть честную улыбку.
Дилан посмотрел на меня своими тёмными глазами, в которых отчётливо читалась тревога и даже толика злости. Брови снова сползли к переносице. Он сильно стискивал зубы, отчего кости нижней челюсти и его без того острые скулы постоянно напрягались и выпирали. Чёрные ресницы то и дело вздрагивали. Отчего ему так плохо? Он сжал губы, но молчал.
– В чём дело? – не удержалась я.
– Я должен был подумать в первую очередь о тебе, – резко, не дав мне и рта закрыть, ответил он, словно бы только и ждал этого вопроса.
– Я не хотела ехать. Говорю же, всё в порядке.
И снова я его не убедила.
– Да неважно! – вскинул свободную руку он. – Если бы уехать было лучше, то неважно, хотела ты или нет.
– Но я бы не уехала! – настаивала я. – Ты же не уехал.
– Может, должен был! Взять тебя за руку, сесть в этот чёртов автомобиль и уехать.
– Но я же могу сама решить за себя! Ты берёшь на себя