бог ноги. Один раз я, однако ж, у Дмитрия Васильевича Бобынина дал промах: только что встали из-за стола, я было за шляпу, а Катерина Ивановна и увидала – и пошла потеха! Я, говорит, не пущу вас, ни за что не пущу, – и начала отнимать у меня шляпу; – вы, говорит, должны танцевать гросфатер, надобно побеситься после ужина… Нечего делать – поневоле пустился в пляс; затона другой день Маша задала мне такую гонку, что до сих пор забыть не могу: она у меня преревнивая. – Кто много в свет выезжает, – сказал офицер с серебряными эполетами, – тому беда быть влюбчивым. Я ужасно влюбчив. И Катерина Ивановна это заметила… В прошедший понедельник она мне сказала: «О, я про вас все знаю!» – и погрозила пальцем…
– Катерина Ивановна любезная женщина, – прошептал статский, рассматривая с большим вниманием свои бледные и тонкие пальцы.
– А что, за ней, я думаю, можно приволокнуться? – спросил офицер с серебряными эполетами.
Герой рассказа проглотил бисквит и подумал: «Ах, и в самом деле! Она очень недурна: такая кругленькая; муж у нее все в карты играет, волосы у него с проседью, одевается он не по моде. Не съездить ли мне сегодня к ним с визитом?..»
– У Катерины Ивановны, надо отдать ей справедливость, прекрасные плечи, – сказал офицер с золотыми эполетами, – но уж все не то, что у Маши… У Маши все жилки на шее видны, такая нежность!
– Господа, посмотрите, вон там у окна какой жалкий чиновник сидит, – сказал офицер с серебряными эполетами, – какой смешной народ эти чиновники!
Офицер начал свистеть и, насмешливо улыбаясь, несколько раз прошелся мимо чиновника, осматривая его с ног до головы…
Герой рассказа засмеялся.
– А ты чего смеешься? – сказал офицер с золотыми эполетами, – разве ты не чиновник?
– Какой же я, мон-шер, чиновник? я и в департамент никогда не езжу, я только числюсь…
– Четвертый в начале, – сказал статский, – мне пора… – Он закашлялся, допил свою сахарную воду и ушел.
– Терпеть не могу этого пискуна! – произнес офицер с золотыми эполетами, провожая глазами статского, – с ним как-то и разговоров не находишь. Все ему не нравится, все не по нем…
– Нет, мон-шер, – заметил герой рассказа, смотрясь в зеркало, – он немножко чудак, но, говорят, везде путешествовал; он здесь везде принят в лучших домах и одевается недурно… Пройдемся-ка по Невскому…
– Пожалуй, братец.
– И я пойду с вами! – закричал офицер с серебряными эполетами.
Дойдя до Адмиралтейской площади, герой рассказа простился с офицерами, сел в сани и поехал к Бобыниным. Дорогой он все мечтал о Катерине Ивановне и окончательно решился волочиться за нею. «С нынешнего же дня приступлю, – думал он, – кто знает, может быть… Ненавижу ухаживать за девицами… Нынче в большом свете все волочатся за дамами, на девиц никто и смотреть не хочет… Я прежде не так хорошо мазурку танцевал… ну, а теперь, после десятого урока, совсем не то… Много значит хорошо танцевать мазурку!»
Когда он вошел в переднюю к Бобыниным,