не всякому говорится; а муж пресмешной! Что за вопросы предлагает: о маменьке, о службе! Разве я мальчик, только что вышедший из школы! И удивляется, что поздно с визитами езжу, – а еще живет в свете! Не в первом же часу делать визиты!.. Хорошо, что я не остался обедать: как можно остаться обедать в сюртуке! В сюртуке только выезжают по утрам, а к обеду надевают фраки…»
Как истинный онагр, молодой человек превосходно знал все обычаи, переходящие из большого в маленький свет, и ни в каком случае не позволял себе уклоняться от них. С благоговением неизобразимым, с чувством робким и трепетным смотрел он на львов, с которыми ветречался на улицах и в трактирах, и усиливался рабски подражать им во всем.
Всем и каждому известно, что цари высшего парижского общества, некогда называвшиеся: hommes a bonnes. fortunes, incroyables, dandy, fashionables и так далее, теперь носят страшные имена львов. Всем также известно, что мы, русские, имеем претензию на европейскую внешность, что мы с изумительною быстротою перенимаем все парижские и лондонские странности и прихоти. Вследствие этого у нас были некогда денди и фешенебли, теперь у нас есть и «львы». С санкт-петербургским «львом» вы уже знакомы; но дело не в том. Я не знаю, слышали ль вы очень любопытную новость? Недавно какой-то остроумный господин в Париже изобрел название для тамошних царьков среднего общества. Это название прекрасное и звучное: онагр! Оно было принято парижанами с восторгом и тотчас вошло во всеобщее употребление. Оно – в этом почти нельзя сомневаться – перейдет и к нам, и мы скоро привыкнем к нему, как привыкли к странным прозваниям «львов».
В Петербурге очень много «онагров», несравненно более, чем «львов».
Санкт-петербургские «онагры», по-моему, гораздо любопытнее санкт-петербургских «львов». Не знаю, даст ли этот слабый очерк хоть небольшое понятие о том, что такое санкт – петербургский онагр.
Глава II
Деревенские мысли и столичные мечты. – Вечер Онагра
Онагр от Бобыниных приехал домой, бросился на диван и, полный любовного волнения и таинственных предчувствий, с большим восторгом пропел куплет из какого-то водевиля:
И с страстью чистою, сердечной
Я буду век ее любить,
А без любви взаимной, вечной
Я не могу счастливым быть!
Он повторна: «Я не могу счастливым быть!» – и закричал:
– Гришка!
– Что-с?
– Сбегай поскорей в трактир за обедом. (Я что-то проголодался.) Возьми также в погребе бутылку красного вина. (Теперь я без вина решительно не могу обедать. Если бы деньги, всякий день пил бы шампанское. Ах, если бы деньги!..) Ну что ж ты, урод, стоишь?
– Я забыл вам доложить, – сказал Гришка, почесывая в затылке, – к вам письмо, сударь, с почты принесли.
– Письмо, а не посылку? от кого же письмо?
– Не знаю-с; кажется, от маменьки-с.
– Ну, подай же его да принеси свечку, и пошел за обедом.
– Пожалуйте деньги-с.
– Возьми в кошельке, болван; вон кошелек на столе.
Гришка подал барину письмо и свечу, взял деньги, отложил из них двугривенный в свой карман и ушел. Барин распечатал письмо