стену, зевает, лениво смотрит на публику и, кажется, сам себя спрашивает, за каким чертом он здесь появился. Присутствует вольнодумец, собирающий вокруг себя небольшой кружок восторженных дам и пылко проповедующий нечто либеральное. В противовес ему выступает консерватор – человек здравомыслящий, защитник устоев, опора власти. Ну и так далее…
Салон госпожи Печенкиной не являлся исключением. Был здесь свой меланхолик – нестарый человек, хозяин местного книжного магазина Владимир Петрович Гатилов. Он заметно сутулился и покашливал, что наводило на мысль о слабом здоровье. В роли флегматика явно выступал высокий и крепкий мужчина лет тридцати пяти Арнольд Александрович Терентьев, частнопрактикующий доктор-терапевт. Окинув Сергея внимательным взглядом, он нехотя сказал, что серьезных заболеваний, судя по внешнему виду, нет, однако пройти осмотр не помешало бы, и вручил неофиту свою визитную карточку с адресом кабинета. «Всенепременно», – вежливо пообещал Сергей, убирая карточку в карман.
Амплуа вольнодумца, судя по всему, ангажировал присяжный поверенный Викентий Павлович Веревкин, явившийся с миловидной супругой своей Лидией Прокофьевной. Это ему принадлежала смелая статья в «Гатчинской мысли» насчет вывоза городского мусора. Он с ходу принялся критиковать местную управу за недостаточное внимание к благоустройству улиц. Рокоту хорошо поставленного баритона оппонировал высокий тенор, принадлежавший субтильному чиновнику канцелярии градоначальника Аркадию Ивановичу Трефилову – явному консерватору. По его словам, благоустройство велось не покладая рук, под ежедневным личным надзором городского начальства. Высказывался Трефилов многозначительно, всем видом давая понять, что знает больше, нежели может высказать. Худенькая низкорослая супруга его Мария Мироновна энергично кивала головой, во всем соглашаясь с мужем.
К стану консерваторов, судя по высказываниям, примыкал также гласный Гатчинской городской думы Роман Алексеевич Меняйло, лет пятидесяти. Покуда он, взяв доктора Терентьева за пуговицу, заочно полемизировал с либеральными публицистами, требующими студенческих свобод и расширения прав земства, молодая жена его Полина Федоровна кокетливо поправляла прическу и украдкой посматривала на Сергея. Поймав женский взгляд, тот по неискоренимой гусарской привычке невольно приосанился, выпятил грудь и подкрутил усы, хотя пышные формы госпожи Меняйло были не в его вкусе.
Душой общества являлся кругленький редактор Девяткин. Оставив супругу Ангелину Григорьевну на попечение хозяйки дома, он колобком катался от гостя к гостю, целовал дамам ручки, подавал реплики. Наряду с Белозеровым он был героем вечера. Выяснилось, что опубликованное «Гатчинской мыслью» стихотворение об увядшей розе, которое Сергея изрядно позабавило, принадлежит перу журналиста. И теперь он пожинал плоды вдохновения.
Общество восприняло поэтический опус Михаила Даниловича весьма благосклонно. Веревкин сказал, что за такие стихи