target="_blank" rel="nofollow" href="#n_10" type="note">[10], – сказала на это Домна Осиповна и, пожав еще раз пораженную проказой руку жида, ушла.
Глава VI
Елизавета Николаевна Мерова, в широчайшем утреннем капоте, обшитом кругом кружевами и оборками, сидела на небольшом диванчике, вся утонув в него, так что только и видно было ее маленькое личико и ее маленькие обнаженные ручки, а остальное все как будто бы была кисея. Квартира Елизаветы Николаевны, весьма небольшая, в противоположность дому Домны Осиповны представляла в своем убранстве замечательное изящество и простоту; в ней ничего не было лишнего, а если что и было, так все очень красивое и, вероятно, очень дорогое. Квартира ее таким образом была убрана, конечно, на деньги Янсутского; но собственно вкус, руководствовавший всем этим убранством, принадлежал родителю Елизаветы Николаевны, графу Николаю Владимировичу Хвостикову, некогда блестящему камергеру, а теперь, как он сам даже про себя выражался, – аферисту и прожектеру.
Граф в это время сидел у дочери. Он был уже старик, но совершенно еще стройный, раздушенный, напомаженный, с бородой a la Napoleon III и в безукоризненно модной сюртучной паре.
– Как же, chere amie[11], ты это утверждаешь!.. – говорил он (даже в русской речи графа Хвостикова слышалось что-то французское). – Как женщина, ты не можешь даже этого понимать!..
– Я, может быть, и не понимаю; но Петр Евстигнеич говорит, что все это одна фантазия, вздор!.. – возразила ему Елизавета Николаевна.
– Как, вздор? – спросил граф и от досады переломил даже находящуюся у него в руках бисквиту и кусочки ее положил себе в рот: он только что перед тем пил с дочерью шоколад.
– Так, вздор, – повторила она. – Петр Евстигнеич говорит, что надобно сначала первое дело покончить.
– Но оно уже кончено… с неделю, как оно рассмотрено и разрешено… – сказал с уверенностью граф.
– А если кончено, так и прекрасно!.. А другое предприятие, Петр Евстигнеич говорит, надобно подождать…
– Для тебя, chere amie, каждое слово твоего Петра Евстигнеича… Oh, diable[12]… от одного отчества его язык переломишь!.. Тебе он, по твоим чувствам к нему, представляется богом каким-то, изрекающим одни непреложные истины, но другие, может быть, понимают его иначе!
Граф Хвостиков собственно сам и свел дочь с Янсутским, воспользовавшись ее ветреностью и тем, что она осталась вдовою, – и сделал это не по какому-нибудь свободному взгляду на сердечные отношения, а потому, что c'est une affaire avantageuse – предприятие не безвыгодное, а выгодными предприятиями граф в последнее время бредил.
– В сущности, твой Петр Евстигнеич кулак и привык только считать гроши! – присовокупил он вполголоса.
– Пожалуйста, папа, не говорите так, – остановила его дочь. – Я люблю этого человека и не позволю никому об нем дурно отзываться.
Говоря это, Елизавета Николаевна вся вспыхнула даже.
– Что ж, это семейный разговор был… – возразил было граф.
– А я и семейного разговора такого не желаю иметь, – подхватила дочь.
Граф замолчал.
Вскоре