довольно свободны…
– Чем же свободны? Может ли, например, женщина выйти или не выйти замуж?
– Конечно, может.
– Нет, не может, потому что над ней сейчас станут смеяться, назовут старою девушкою, скажут, что она зла; родные будут сердиться, тяготиться: на это недостанет никакого терпения.
– Необходимость выйти замуж для каждой девушки сделается приятною: стоит только выйти за того, кого полюбишь.
– А если никого не любишь?
– Надобно дожидаться: для всякой женщины придет пора, когда она полюбит.
– Не думаю, я первая никогда и никого не полюблю.
– Это почему вы думаете?
– Так… Полюбить одного, а выдадут за другого: лучше уж никого не любить.
Интересный разговор наш был прерван на этом месте приездом Леонида с матерью.
Мы ушли с ним в кабинет.
В этот раз я не совсем добросовестно исполнял обязанность наставника. Теорию неопределенных уравнений растолковал так неопределенно, что это даже заметил мой воспитанник, хотя и слушал меня по обыкновению очень невнимательно.
– Вы что-то сегодня совсем непонятно рассказываете, – сказал он с обыкновенною своею откровенностию.
– Мне нездоровится, – отвечал я.
– Ну так оставьте, и мне надоело. – Пойдемте в гостиную.
Я только того и ждал и дал себе слово во что бы то ни стало возобновить с Лидиею Николаевною прежний разговор, но на беду мою несносный Иван Кузьмич был уже тут и сидел рядом с нею. Марья Виссарионовна рассказывала какую-то длинную историю про одну свою родственницу, которой предстояла прекрасная партия и которую она сначала не хотела принять, но потом, желая исполнить волю родителей, вышла, и теперь счастливы так, как никто; что, наконец, дети, которые слушаются своих родителей, бывают всегда благополучнее тех, которые делают по-своему. Говоря это, она переглядывалась с Иваном Кузьмичом, который ей поддакивал, и взглядывала на дочь; та сидела, потупившись, и ни слова не говорила. Леонид слушал мать с насмешливою улыбкою. Мне бы, вероятно, целый вечер не удалось переговорить с Лидиею Николаевною, но приехала Пионова. С нежностию поздоровалась она с Марьею Виссарионовною, издала радостное восклицание при виде Ивана Кузьмича, который у ней поцеловал руку, и тотчас же начала болтать, а потом, прищурившись, взглянула в ту сторону, гае сидел Леонид, и проговорила сладким голосом:
– Вы здесь, Леонид Николаич, я вас и не вижу… Здравствуйте!
Тот не пошевелился и ни слова не сказал; меня и Лидию Николаевну она по обыкновению не заметила. Лида вышла, наконец, в залу, я тоже последовал за нею, благословляя в душе приезд Пионовой. Когда я вошел, Лидия сидела на небольшом диване, задумавшись. Увидев меня, она улыбнулась и проговорила:
– Я ушла, там очень жарко, посидимте здесь.
Я стал около нее.
– Вы будете у нас завтра? – спросила она.
– Буду.
– А послезавтра?
– Послезавтра воскресенье, урока у меня нет.
– Ничего, приходите обедать и на целый день.
Я обмер от радости.
– Завтра