дура, которая готова все послать к черту, лишь бы быть с Никитой. Где угодно, как угодно, только бы с ним.
Проговорили мы с Сашей до поздней ночи, когда я наконец почувствовала, что усталость взяла надо мной верх. И отпустив Гордеева спать, я и сама попыталась уснуть, скрутившись в гостиной на диване и натягивая на себя плюшевый плед.
Проснулась я от того, что ощутила прикосновение к своему плечу и теплоту, от того, что меня бережно укрывают. Открыв глаза, увидела перед собой Никиту. В Брюках, и расстегнутой рубашке, стоял надо мной. Я сразу же вскочила, усаживаясь на диване и потирая глаза.
–Прости, не хотел разбудить тебя, – мягко и с такой заботой в голосе, говорит он.
–Который час? – игнорируя его извинения, спрашиваю я.
–Половина седьмого. Рано еще, – между нами повисает тишина. А я и не знаю, как ее разбить, и о чем нам сейчас разговаривать.
–Ритка, – на выдохе шепчет Измайлов, садясь напротив меня в кресло, нервно вертя в руках бутылку с водой.
–С ума схожу по тебе. Все перепробовал. Но не могу без тебя. Подыхаю, – начинает Никита. А его слова мне поперек горла становятся, вызывая желание заплакать. И я уже чувствую, как жжет глаза, но сдерживаюсь.
–Никит, мне кажется, не лучшее время и место.
–А когда лучшее время? Еще через четыре года? Когда эта одержимость все соки из нас высосет?
–В том-то и проблема, Никита! Ты одержим, а я люблю! – болезненно выпалила я, вставая с дивана, подходя к окну, обхватив себя руками за плечи, просто пялюсь куда-то в даль.
Измайлов осторожно подошел ко мне, обнимая со спины, зарывшись носом в мои волосы.
–И я люблю тебя, Рита, – шепчет он. А эти слова как выстрел в сердце, что моментально убивает. Я лишь зажмурилась, сцепив до скрежета зубы, чувствуя, как горячие слезы покатились по щекам. “Замолчи! Не смей говорить мне о любви! После всего!” – мысленно пытаюсь заставить его молчать.
–Прости, что только сейчас говорю это, – я оборачиваюсь, оставаясь в его объятиях, но теперь смотрю в глаза Измайлову. Моя любимая и губящая черная бездна.
–Я у твоих ног, Измайлов. Была всегда. Ты же меня унижал, ломал, втаптывал в грязь. Уничтожал, превращая в умалишенную и зависимую от тебя девчонку. Ты не пытался сказать о чувствах, объяснить мне все, попытаться успокоить мою душу, что металась как замкнутый в клетке зверь, – начала я свою исповедь, вываливая все, накопившееся за эти годы.
–Ты толкал меня на безрассудство. Ты не давал мне возможности быть собой. Держал постоянно в напряжении. Считал своей собственностью. Думал, влюбленная глупая малолетка никуда не денется. Так и было, я никуда бы не делась. Я бы и дальше падала к твоим ногам и кричала тебе о своей любви. Но ты отравлял ее, а я искала противоядие. А в итоге находила лишь новую отраву. Твое холодное безразличие, твоя непонятная и сложная любовь, твой характер, отношение ко мне, в куче с моим импульсивным нравом, вспыльчивостью и беспечностью, привели нас к обрыву. И не я тебя толкнула в него, и не ты меня. Мы туда вместе сиганули, – я уже не сдерживала своих