бывших вассалов, и ближним зарубежьем не брезгует. Причем в число официальных служб никак не вписана. В общем, ту часть, что вы посчитали возможным огласить для узкого круга ограниченных лиц – они тоже услышали. Думайте, пинкертоны!
– А девочка эта… Часом, не засланный казачок? – в глазах генерала блеснул охотничий огонек азарта.
– Не думаю. Девочка, кстати, молодец, свой слив обставила профессионально до третьего знака после запятой. Поделилась своими девичьими секретами со стареющим дон жуаном в ночном клубе; дело житейское! Показался ей этот конкретный дон жуан достойным доверия – вот она и намекнула ему, что надо дон жуану поостеречься тереться по вроцлавским ночным клубам, ежели он русский шпион из вышеуказанной лавочки. Дескать, лавочка эта шпионская де-юре – хлам, и грозят прекрасному, хотя уже и пожилому, жемсу бонду оч-ч-чень большие неприятности. Хотя даю сто монгольских тугриков против восточногерманского пфеннига – знала прекрасно, что статус у меня вполне даже дипломатический, и максимум, что мне грозит от некогда дружественного польского государства – высылка в двадцать четыре часа.
– А что еще сказала девочка?
– Любопытство – в нашем деле порок; все, что касаемо вашего богоспасаемого заведения, я изложил; думайте. Касательно остального – увы, не имею права. Хоть ты мне, Максим, и друг старинный, и из-под огня в Квито когда-то выволок – а извини. Знаешь нашу ключевую формулировку?
– «В части, его касающейся». А как же! Сам использую постоянно.
– Ну вот, и прошерсти своих жемсов бондов – кто из них мог слить информацию в части, его касаемой. И почему ворог наш о вашей лавочке все узнал… – и в ответ на вот-вот готовые слететь с уст генерала возмущенные слова, добавил: – Ладно-ладно, не всё, но что-то все же ухватил. А для них и этой малости достаточно, чтобы начать промывку породы! Тем более – агентуры у них здесь сейчас завались, коллеги ваши из контрразведки не успевают папки для дел покупать. Такое, знаешь, сложилось у меня, Калюжный, впечатление, что предать Родину теперь уже не то, чтобы преступлением – уже и скверным поступком в неких кругах не считается. Мерзко… – И загадочный визитер брезгливо поморщился.
– А ты, подполковник, что по этому поводу думаешь? – Спросил затем он у Левченко.
– То, что течём – дело поганое; то, что течём в той части, что известна наверху – чуть полегче.
– Отчего ж?
– Проще гниду вычислить.
– Ну-ну. А не думал ты, любезный друг, что слить мог и тот, кто в делах фирмы по самые уши? Слил маленькую частичку, чтобы хозяева продолжали хрусты отслюнивать?
– Не исключен и такой вариант. Но все же он менее вероятен.
– То, что в ближних товарищах уверен – это хорошо. Я и сам тому, кому не до конца верю, спину стараюсь не подставлять. А все ж проверьтесь, дело не лишнее.
Ну ладно, орлы, потопаю я потихоньку. Бывайте здоровы, живите богато. Тем более – вам ли не жить? Со всей Европы сливки снимаете, чистые паны!
– Ладно, ладно. Зависть – плохое чувство. – Генерал впервые