с Юной и вслух перед другими они называли его Мышонком. Но он думал о своём белом Мышонке в эти голодные вешние дни. И даже колдовством своим он привлекал мелкую добычу, куропаток и зайцев и посылал их в женский лагерь, прямо к сыну.
Но в эту скупую, холодную полночь всё колдовство его было бессильно. Безумный гнев охватил Юна, он заскакал на месте и закружился, как будто ужаленный осою.
Сами собой к устам притекли богохульные слова:
– Божонки, нищие, дать вам нечего. Дух Лесной, и Дух Речной, и Дух Озёрный, идите сюда. Я вас съем…
Раздался треск сучьев. Из-за толстого древесного ствола поднялось что-то большое, тёмное. Юн вздрогнул и смолк. Потом сделал движение, чтобы бежать, но остался на месте. Мохнатая чёрная грива, которая принесла ему прозвище Чёрного Юна, зашевелилась от страха на его голове.
В бледном свете месяца Юн увидел грузную чёрную фигуру. Она встала и выпрямилась. Она показалась ему неслыханно огромной. Вид её был, как вид медведя, вставшего на дыбы. Дух Лесной в образе медвежьем явился на зов и приближался к дерзкому колдуну.
Юн стоял и ждал с тупым отчаянием в душе. Фигура подходила всё ближе. Он слышал хруст веток под её ногами и тяжёлое дыхание.
И вдруг чувство неминуемой опасности выросло и заслонило в нём суеверный ужас. Он не думал, но чувствовал: «Это – медведь, живой медведь».
Живой, настоящий медведь весной, пожалуй, опаснее, чем медвежий призрак. Он только что вышел из зимней берлоги, тощий, злой и растрёпанный. После зимнего поста он голоден, но найти весной еду трудно. Поэтому весной медведь опаснее, чем летом.
«Он сейчас на меня бросится», – чувствовал Юн.
Он выставил вперёд правую ногу, упёр перед нею в землю ясеневое древко своего длинного копья, подставил навстречу медведю костяное остриё и ждал, что будет.
Медведь уже обдавал его своим горячим дыханием. Юн глянул на него, и ему показалось, что, несмотря на близость, чёрное чудовище сделалось как будто меньше.
Страх Юна сменился яростью.
«Твоя погибель или моя», – подумал он, стискивая зубы. – «Медведь ты или дух…»
И вдруг, в самую решительную минуту, когда копьё Юна уже касалось мохнатой груди чудовища, случилось что-то неожиданное, почти невероятное. Тёмная фигура быстро опустилась на землю и мягко, без всякого шума скользнула в сторону. И почти тотчас же налево от тропинки послышались звуки борьбы, странные храп и движения грузных тел.
«Олени», – подумал Юн. Он узнал бы этот храп из тысячи других.
Шум продолжался. Слышался частый стук, как будто кто колотил по дереву палкой. Это умирающий олень трепетал в агонии и бился копытами о молодые стволы. Вместе со стуком раздалось чавканье. Был ли это зверь или дух, но он был голоден и стал пожирать добычу ещё заживо.
Все мысли Юна перепутались.
«Стало быть, это медведь», – подумал он с облегчением. – «И олени пришли. Кто их прислал, какой бог?»
Бледное лицо луны заглянуло ему в глаза и улыбнулось насмешливо.
«Ага,