разворачивается и исчезает за поворотом. Начинает работать двигатель пылесоса. Плоская шутка неожиданно даровала мне еще несколько часов свободы и возможности побыть наедине с собой. Я получаю, спустя десять минут, список продуктов, нацарапанный на помятом тетрадном листке, и вновь выхожу на улицу. Рядом, за забором, стоит наш семейный автомобиль, марки «Рено». Я открываю дверцу, сажусь за руль и поворачиваю ключ зажигания. Двигатель начинает работать. В это время из-за угла дома выбегают мои детки. Сын и дочка. Они несутся к машине и улыбками светлы их замечательные лица.
– Папа, ты куда?
– Я в магазин…
– Купи что-нибудь вкусненького…
– А можно с тобой?
– Друзья мои, играйте у дома, хорошо? Я скоро буду…
Теперь они уже несутся обратно, а за занавесками виден застывший абрис лица жены.
Мой папа всегда обладал большим даром выражать свою точку зрения и делал это горячо, вкладывая голос и эмоцию. За это его и боялись люди близкие. Он был тираном, только тирания его была особого свойства. Папа настолько привык к существующему положению, что громкий окрик его могло вызвать любое слово, мысль, просьба неверные с папиной точки зрения. Он был цензором, а порой и цербером, стоящим на страже своих идей. Эмоционально отстояв свои позиции, отец успокаивался, и жизнь текла в обычном ритме. В быту он был неприхотлив. Но все семейные знали о его тиранских замашках и научились преодолевать взрывы пароксизма силой своей привязанности к папе. Они решили, что так тому и быть. Дескать, в этом большом мире все происходит с некой целесообразностью, и крик есть одно из этих проявлений, как и плач, смех и молчание. И еще неизвестно, что бывает хуже.
«– Привет!
Отец жмет мне руку и улыбается идущей следом жене. Сын пробегает совсем рядом и я, расцепив рукопожатие, опускаю руку на хрупкое плечо сорванца. Это останавливает его, но тут он замечает перед собой лицо, казавшееся ему до боли знакомым.
– Вот, – говорю, – Дедушка за нами приехал…
Отец секунду разглядывает внука, а затем наклоняется, аккуратно захватывает его руками и поднимает. Теперь внук разглядывает деда буквально вблизи. Они смотрят друг на друга, и я, невольно, думаю об эстафете поколений. Своеобразное клише оказывается как никогда кстати. А в это время сын начинает стремиться с рук вниз, на землю и дедушка исполняет его желание. Мы выходим из громадного здания аэропорта и оказываемся окутанными горячим воздухом. Этот воздух плывет прозрачной массой, проникает под одежду, вызывает жажду и потоотделение. А ведь мы еще не вышли из-под козырька аэровокзала».
В магазине я беру тележку и начинаю брести вдоль торговых витрин. Приходится лавировать между других обладателей торговых тележек. Сделав несколько удачных маневров, я достаю из кармана послание жены с перечнем продуктов. Что там у нас первым? Корень имбиря. Жена его очень любит. Она натирает его на терке, заваривает в чайнике и пьет. Я вспомнил, как на юге