который обязан был прямо или косвенно служить сюзерену, и к его крестьянам, обязанным служить лендлорду[18]. Для социальной эволюции в Англии характерно, что владение землей столь быстро стало безусловным и что оставшиеся условия (необременительные и неписаные) относились к местному правосудию и благотворительности, где лендлорд заменял собой государство, а не служил ему.
Крестьянин в «передельной» деревне Северной и Центральной России получал землю в соответствии со своим положением и количеством взрослых людей в семье. Можно сказать, что его владельческий титул определялся статусом, потребностью в земле и способностью ее обрабатывать. Каждые несколько лет, когда этого требовало совокупное изменение потребностей его и других семей в данной деревне, верхушка влиятельных крестьян, управлявших общиной, могла забрать у него полосы земли и выделить ему другие, худшие. Однако продать или купить землю в общине было нельзя, в противном случае земля являлась бы капиталом. Земля, которую американский фермер «находил» на фронтире, или право на которую он «доказывал» по закону 1862 г. о земельных наделах (гомстедах), или которую он получал от кого-либо, кто обладал землей на этих условиях, была капиталом. Производственные помещения, инструменты и запасы материалов мастера ремесленной гильдии не были капиталом. Физически крайне схожие с ними производственные помещения, инструменты и материалы его последователя, мелкого предпринимателя-ремесленника, в условиях Gewerbefreiheit представляли собой самую сущность капитала[19]. В отличие от своего предшественника из гильдии, он мог быть кем угодно и вести дела по своему усмотрению. Не масштаб этих предприятий и не использование наемного труда делают первое докапиталистическим, а второе – капиталистическим. Оба генерировали «прибавочную стоимость» и позволяли своему владельцу присваивать ее. Однако (за исключением, может быть, Италии к северу от папских владений) титул собственности мастера гильдии на его предприятие зависел не только от ограничений на выпуск, цены и качество, но и от того, кем он был и как он жил.
Право собственности, для обладания которым не требуется определенного происхождения, образа жизни, несения службы или внесения выкупа, но которое просто есть, в не меньшей степени представляет собой идеологический феномен. Признание его является отличительной приметой идеологии, определяющей капиталистическое государство, точно так же, как право собственности, обусловленное соблюдением некоторых принципов общественной полезности, справедливости, равенства или эффектности, которое не отменяется или по крайней мере корректируется насильственным путем, если эти принципы не соблюдаются, удовлетворяет идеологии, которую называют то демократической, то либеральной, то социалистической, то различными комбинациями этих слов.
Неудивительно, что взаимосвязь между правом собственности, основанным на принципе «нашедший