и украшениям, и с изумлением обнаружил, что цены в Кааме едва ли уступают столичным, как и выбор. Да, Лайра Арлини воистину волшебник: еще лет десять назад город-на-воде был глухим захолустьем, куда стремились попасть разве что книжные черви из Ниэмарского университета или Лазурной академии – в научных целях, разумеется. До Лайры, если верить слухам, здесь и народу жило вполовину меньше, чем сейчас, а дома ветшали и разваливались. Теперь все изменилось к лучшему – кроме, разумеется, цен.
Мимо проплыла лодка, украшенная цветами и лентами. На корме сидели двое – юная девушка и парень с гитарой. Такие парочки попадались на глаза Хагену и раньше, но отчего-то именно теперь он засмотрелся на влюбленных и затосковал. Их лица, такие красивые и лучащиеся нежностью друг к другу, их трепетные взгляды – все это напомнило пересмешнику о том, что он предпочел бы навсегда похоронить на дне океана, куда и Меррская мать не донырнет.
Порыв ветра обрывает лепестки цветущей вишни.
Морская лазурь темнеет, на горизонте угасает медово-алое сияние.
«Ты ведь узнаешь меня? Что бы ни случилось, ты меня узнаешь? Пообещай!»
Хаген сокрушенно вздохнул, покачал головой, шагнул вперед и едва не столкнул в канал маленькую девочку, невесть как оказавшуюся совсем рядом.
– Эй… – Магус присел на корточки, не сводя глаз с ребенка. – Ты откуда взялась?
Девочка, ничуть не испугавшись, взглянула на него с любопытством. Лет пяти-шести; чумазая и оборванная, но очень симпатичная, словно дорогая кукла, которую жестокие в своей беспечности дети не выпускали из рук неделю-другую. Синие глаза в пол-лица, обрамленные густыми и длинными ресницами, пухлые щеки – на правой большая родинка – и смешной вздернутый нос…
Он ее уже видел.
Ощущение было странным. С одной стороны, магус повидал за свою жизнь великое множество лиц, и не стоило удивляться, если незнакомка кого-то ему напоминала. Но в то же время он испытал необыкновенную, немыслимо сильную уверенность в том, что они с этой малышкой хорошо знакомы, почти лучшие друзья, и если существует в целом мире кто-то, способный его по-настоящему понять и пожалеть, то лишь она, только она.
«Это еще что?!»
Хаген тряхнул головой, прогоняя наваждение. Кто-то на мгновение подменил его мир… или не на мгновение? Улица опустела, и вода в канале превратилась в безупречно гладкое черное зеркало, в котором отражались странные созвездия. Может, в Кааме тоже живут сирены, и сейчас одна из них поет? Пересмешник растерянно уставился на девочку. А она заливисто рассмеялась и, отбежав на несколько шагов, остановилась. Оглянулась, улыбнулась по-взрослому – этакий котенок с ядовитыми коготками.
Отчетливо понимая, что происходит нечто весьма странное, Хаген пошел за ней. Всякий раз при его приближении девочка оказывалась шагов на десять-пятнадцать впереди, и от ее смеха среди пустынных улиц просыпалось эхо. Мелькавшая то справа, то слева вода была холодна и мертва. А если он чего-то и страшился,