в лесных дебрях. Но уходить в лес без запаса – это верная гибель.
Векша в раздумье опустил голову и бормотал, как пьяный:
– Придется уходить в Белгород. В Белгороде будет голодно… Ой как голодно…
Векша вспомнил, какие страдания ему пришлось пережить в прошлый набег печенегов. Тогда от голода умерла половина его детей. Векше стало жалко прижавшуюся к нему дочку, и у него у самого на глазах проступили крупные, как утренняя роса, слезинки.
Ах, если бы эти слезы, как в сказках говорят, и в самом деле превращались в драгоценные камни. И не было бы дороже тех бриллиантов…
От нахлынувшей к сердцу тоски Векше захотелось взвыть, подобно голодному волку морозной зимней ночью, когда нет уж сил терпеть холод и голод, но вся зима еще впереди, и нет никакого просвета. И только холодная луна, заслонившая полнеба над заснеженным лесом, среди искрящихся звезд, манит призрачным светом в мрачное царство богини Морены. И чудится тихий плач провожающих в последний путь умершие души богинь Карны и Жели, с обещанием счастья в той, в будущей, жизни. Но лгут они, не даст уродливая костлявая Морена, богиня зимы и смерти, никакого счастья…
От тяжелых мыслей Векша очнулся, почувствовав, как его кто-то тронул за плечо. Подняв голову, он увидел замерших вокруг детей. Увидев, что отец бросил работу и рядом с ним рыдает маленькая Нютка, остальные также оставили работу и поспешили к нему. Но пока Векша застыл, погруженный в видения пережитых и предстоящих страданий, они боялись его тронуть.
На это осмелился лишь Микула, единственный среди них мужчина. Он слез с телеги и осторожно спросил Векшу:
– Так что будем делать?
Векша сразу не ответил. Глядя куда-то сквозь Микулу, он еще некоторое время размышлял, шевеля губами.
Затем обвел жену и детей тоскливым взглядом смертника перед виселицей.
Микула мысли на его лице читал, как будто они были написаны аршинными буквами. А мысли его были понятны, – печенеги до наступления зимы уйдут, – кочевникам не с руки бродить по большому снегу. Но останутся ли живы те, кто сейчас с надеждой смотрит на него? В Белгороде без своих запасов будет голодно.
Наконец, Векша в очередной раз тяжело вздохнул и решительно, – сейчас не было времени рассуждать, так как печенеги могли нагрянуть в любой момент, – изрек:
– Пойдем в Белгород.
Микула, у которого сохранились после прошлого набега печенегов не очень приятные воспоминания о сидении в Белгороде, обеспокоенно спросил:
– А жито?
– Придется оставить, – неохотно вымолвил Векша.
Услышав это, бабы тихо взвыли.
– Без жита зиму не переживем, – хмуро напомнил очевидное Микула, рассматривая лапоть на ноге, – лапоть размочалился в носке. Микула подумал, что, когда кончится работа в поле, надо будет взять из запасов другие лапти, он еще зимой сделал себе хороший запас лаптей. Мысль была странная, из прежней жизни, когда были планы на сытную жизнь, но вороньей стаей пришли новые времена, в которых слово «завтра»