шаги. Обернувшись, я увидел Элмера. Молча он подошел ко мне и опустился на корточки. Говорить было нечего и незачем. Я припомнил, сколько раз бывало так, когда мы сидели с Элмером вдвоем, понимая друг друга без слов. Сумерки сгущались; издалека донеслось чье-то уханье, а следом – приглушенный расстоянием лай. В темноте неумолчно журчала речка.
– Я развел костер, – сказал наконец Элмер. – Я развел бы его, даже если бы нам не нужно было готовить еду. Земля просит огня. Они неразделимы. Благодаря огню человек перестал быть дикарем и потому постоянно поддерживал его в очаге.
– Запомнилось? – спросил я.
Он покачал головой.
– Нет, не запомнилось. Что-то подсказывает мне, что все было именно так, хотя я не помню ни деревьев, ни речушек вроде этой. Но стоит мне увидеть дерево, листва которого пламенеет в свете осеннего солнца, как я представляю себе рощу таких деревьев. Стоит мне приблизиться к речке, вода в которой побурела от грязи, и я вижу ее чистой и светлой.
От вновь раздавшегося в сумерках лая у меня по коже побежали мурашки.
– Собаки, – проговорил Элмер, – верно, кого-нибудь гонят. Или волки.
– Ты был здесь в дни Решающей Войны, – сказал я, – тогда все было иначе, правда?
– Да, – подтвердил Элмер. – Земля умирала. Но иногда попадались места, где притаилась жизнь. Лощины, куда не проникли ни отрава, ни радиация, укромные местечки, которые оказались лишь вскользь затронутыми ударной волной. Они сохранили первоначальное обличье Земли. Люди в большинстве своем жили под землей, а я работал на поверхности. Я строил боевую машину – вероятно, последнюю из их числа. Если бы не назначение этой машины, ее можно было бы назвать изумительным творением. Внешне она ничем не отличалась от других боевых машин. Однако ее наделили интеллектом. Ее искусственный мозг находился в контакте с сознанием нескольких людей. Их имен я не знал. Кому-то они, без сомнения, были известны, но не мне. Понимаешь, войну можно было вести только так, устранив человека с поля боя. За людей сражались машины – их слуги и помощники. Я часто задавался вопросом, почему они не бросят это дело, – ведь все, из-за чего стоило бы сражаться, было давным-давно уничтожено.
Оборвав рассказ, он поднялся.
– Пошли в лагерь, – сказал он. – Ты, должно быть, голоден, как и молодая леди. Извини, конечно, Флетч, но я никак не пойму, чего ради она за нами увязалась.
– Хочет отыскать клад.
– Какой еще клад?
– По правде говоря, не знаю. Ей некогда было объясниться.
С того места, где мы стояли, пламя костра было видно очень хорошо. Мы двинулись на огонь.
Синтия, стоя на коленях, держала над углями котелок и помешивала ложкой его содержимое.
– Надеюсь, похлебка из тушенки получилась, – сказала она.
– Вам вовсе не надо было этим заниматься, – проговорил Элмер, слегка, как мне показалось, обиженный. – Когда требуется, я прекрасно готовлю.
– Я тоже, – парировала Синтия.
– Завтра, – заявил Элмер, – я раздобуду вам