– да, – ответил Валентин Иосифович. – Коптяев совершил воинское преступление, и за это должен быть наказан.
– Расстрелян, – угрюмо поправил Николай.
– Да, возможно, – расстрелян. Мне не следовало перепоручать это решение вам, но что сделано – то сделано, и отменять его сейчас будет не верно.
Гольдберг замолчал, они шли через небольшую рощу, время от времени с ветки падал ком мокрого снега, Трифонов каждый раз перехватывал карабин и в тревоге оглядывался. Дважды их окликали красноармейцы, невидимые в своих ячейках, накрытых плащ-палатками, и Николай в который раз подумал, что их чересчур редкая оборона вряд ли удержит серьезный удар врага.
– Но я понимаю, почему вы хотите прикрыть Коптяева, – продолжил внезапно Гольдберг. – Ладно, посмотрим, чем это обернется. Меня беспокоит только одно: слишком много народу это видело. Обязательно найдется кто-нибудь, постарается передать, куда надо.
– Что передать? – напрягся Трифонов.
– Старшина Медведев не сообщил по команде о факте трусости, политруки Трифонов и Гольдберг прикрыли факт воинского преступления, потом и Волкова с комбатом могут потянуть, – комиссар вытащил из кармана кисет, но, спохватившись, сунул его обратно. – Найдутся такие товарищи, которым очень нужно доказать, что их присутствие необходимо именно в тылу, а не на передовой. Они с радостью дадут делу ход.
– По-моему, вы преувеличиваете, товарищ батальонный комиссар, – заметил Трифонов.
– Преувеличиваю? – переспросил Гольдберг.
Они вышли на опушку рощи, дальше начинались позиции второй роты, за которой располагался КП батальона. Комиссар остановился, огляделся по сторонам. Между ними и открытым полем шел завал из срубленных и перебитых подрывными зарядами деревьев, кое-где обмотанных кусками обычной и колючей проволоки. Саперы торопились, поэтому деревья свалили кое-как и, пожалуй, слишком близко к опушке, но и такое заграждение враг перелезет не сразу.
– Давайте-ка еще раз присядем, Коля, вон как раз и бревно подходящее. – Гольдберг стряхнул снег со сломанного дерева и аккуратно уселся. – Старею, похоже, ноги уже не те.
– А вы спали сегодня? – спросил молодой политрук.
Николай решил, что останется стоять. Место было укрытое, метрах в пятнадцати располагался почти незаметный отсюда окоп – позиция ручного пулемета. Судя по еле заметным в начавшей светлеть темноте облачкам пара, там сидели люди, вот еле заметно поднялась над бруствером шапка, затем высунулся боец в ватнике и рукой очистил занесенные снегом амбразуры.
– Все как-то некогда было, – пожал плечами Гольдберг. – Ладно, не о том речь. Что вы думаете о командире первого взвода?
– О младшем лейтенанте Берестове? – Трифонов пожал плечами. – Он хороший командир, но какой-то странный.
– Странный? – Комиссар тихо, почти беззвучно рассмеялся. – Странный – это мягко сказано. Ладно, вы его политрук, поэтому знать просто обязаны. Слушайте внимательно.
Николай,