медленно выдыхает. И опускает ресницы.
Суббота, десять часов вечера.
Как обычно, они встретились в комнате Мари-Анж. И как обычно, разделись.
На этот раз любовница привязала ее к кровати. Она лежала на спине, совершенно голая, с повязкой на глазах и кляпом во рту.
Ласки, поцелуи, укусы, удары плеткой.
Лукреция испытывала запретное наслаждение каждым нервом, каждым сантиметром тела. Кляп и «Лакримоза» Моцарта заглушали ее стоны.
И вдруг поцелуи прекратились.
Лукреция ждала, с тревогой и нетерпением. Она ощутила странный свежий ветерок, пробежавший по ее животу. Она подумала, что Мари-Анж забыла запереть дверь.
Но тут же услышала шорохи, скрип.
И свистящее «Тихо!».
Когда Мари-Анж неожиданно сдернула повязку с ее глаз, она все поняла.
Вокруг нее, с фотоаппаратами и мобильными телефонами, стояли шестьдесят девочек, то есть все, кто жил на их этаже.
В тот момент, когда Лукреция осознала, в каком чудовищно унизительном положении она оказалась, Мари-Анж произнесла ужасающие слова:
– С первым апреля!
И нарисовала фломастером между грудей Лукреции рыбку[7]. Ей казалось, что смех Мари-Анж – самое страшное, что она когда-либо слышала.
Любовь всей ее жизни не только предала ее, она еще и выставила ее на посмешище ради первоапрельской шутки.
Проклятое первое апреля.
Затем Мари-Анж передала фломастер тем, кто тоже хотел нарисовать первоапрельскую рыбку на теле жертвы. Целый косяк рыбок украсил тело Лукреции.
И они смеялись, смеялись хорошей шутке.
Проклятое первое апреля.
Когда девочки ушли, Мари-Анж развязала Лукрецию и погладила по голове.
– Ты ведь поняла, что это просто шутка?
Лукреция молча одевалась. Мари-Анж добавила:
– Хорошо, что ты нормально к этому отнеслась. Я боялась, что ты обидишься, ведь многие люди лишены чувства юмора. Главное в шутке – сюрприз. С первым апреля тебя, Лукреция.
Она ласково ущипнула подругу за щеку и поцеловала в нос.
В небе вспыхивает целый сноп молний.
В памяти Лукреции запечатлелась каждая секунда того незабываемого первоапрельского вечера.
Глотая слезы, она вернулась к себе. Взяв банные принадлежности, отправилась в душ. Там она до крови терла кожу махровой мочалкой, чтобы уничтожить проклятых рыбок, покрывавших ее грудь, живот, руки и ноги. Но чернила не смылись полностью. Лукреции пришлось смириться и предоставить остальную работу времени. Лишь спустя недели ее тело вновь стало чистым.
Завернувшись в маленькое полотенце, с горящей кожей и истерзанной душой, Лукреция пришла в свою комнату, бросилась на кровать и позволила горю излиться потоком обильных слез, которые она больше не пыталась сдерживать.
Она включила маленький радиоприемник, стоявший у изголовья, чтобы никто не услышал ее рыданий. Сквозь треск послышался голос, на который она сначала не обратила никакого внимания.