почти, как я уже, все можешь. Вот помру, тебя вместо меня возьмут, кусок хлеба будет.
Лика кинулась к нему на шею, крепко обняла и стала целовать, тыкаясь в щетину крючковатым носом.
Лихо, с сиреной, в театральный двор зарулила «скорая».
– Ну вот, – дедушка посмотрел на часы, – наша «скорая» – самая скорая в мире, – и очень смешно спародировал Ленина, – архисвоевременный приезд, товарищи!
– И кто после этого кривляется? – спросила Лика. – Давайте я сбегаю, скажу, что уже не надо!
– Стой, – сказала Елена, – так и побежишь?
Лика остановилась и посмотрела в зеркало.
– Действительно… Заигралась.
– Охота тебе гномиком бегать, такая красивая девочка! Я уже не помню, какое у тебя настоящее лицо.
Лика приблизилась к Елене очень близко и, скорчив рожицу, сказала:
– Вот такое!
Вошел доктор «скорой помощи» и медсестра.
– У вас больной?
Старуха с изящной женской фигурой и лупоглазый ушастый эльфогном подозрительно посмотрели на них из глубины комнаты.
Глава третья
Сначала показалось, что шаги удаляются, что это не к ним. Шел пятый урок, и уже верилось, что «не сегодня». Но вот каблуки застучали сильнее, дверь класса отворилась.
– Девочки от «A» до «Н» собрались и пошли со мной.
Лика была на «Г». Значит – прямо сейчас. Все стали неторопливо собирать рюкзаки, надеясь «замкнуть процессию». Но это, как скот на убой: можно пойти хоть самым последним, а что изменится?
В медкабинет запускали по пять человек, остальные ждали в коридоре. Выходящие никак не показывали своих эмоций, а спрашивать «Ну как?» было тупо – зайди и узнаешь «как».
Они зашли, их усадили на клеенчатую кушетку. Женщина «из поликлиники» стояла за белой ширмой, виден был только край халата. Не вышла, не поздоровалась, не успокоила.
– Сами пойдете или по списку?.. Воронина.
Воронина как-то очень быстро встала и подошла к окну. Силуэт ее платья нарисовался на ткани, и Лика вспомнила свой теневой театр в «Чиполлино». Она знала, что чем ближе к ширме, тем отчетливей видно.
– Снимаем все снизу, трусы тоже. На стул клади.
Стул стоял в метре от ширмы. Взрослый человек придвинул бы его к себе, а потом уже разделся, но робкая Воронина исполняла все буквально. Она начала раздеваться, девочки честно отвели глаза. Лика тоже смотрела вниз, на порванный линолеум, дырки в котором знала с первого класса. Солнце нежилось на полу, за окном набирал силу апрель, и было совершенно непонятно, почему нужно сидеть здесь и делать то, чего не хочешь.
Воронина вскрикнула.
– Лежи спокойно, это не больно, я только смотрю… Давай, давай. А то как сексом заниматься, так мы с двенадцати лет уже все готовые, а как перед врачом ноги раздвинуть, так страшно! Шире раздвигай. По-человечески!
Воронина не издала больше ни звука. Потом пошла Григорьева. Она уже все понимала и не заставляла на себя кричать. Сердце Лики забилось так сильно, как не стучало даже вчера, когда, перепугавшись