охраны, которая полагается по уставу.
Тут что-то не так. Лютц, очевидно, знает, но не решается сказать. И это симптоматично. Ведь между ними установились близкие, товарищеские отношения, и если Лютц молчит – значит ему приказано молчать…
Что ж, надо на всякий случай приготовиться к самому худшему.
Генрих еще раз внимательно оглядел пакет, осторожно вложил его в целлулоидовый футляр и спрятал во внутренний карман, старательно застегнув его. Потом взял вальтер и вместе с зажигалкой положил в правый карман брюк.
Он уже собрался уходить, но в дверь постучала Моника.
– А наш урок? – удивилась она, увидев Генриха, готового в дорогу.
– К сожалению, мадемуазель, его придется отложить до моего возвращения из Лиона.
– Вы уезжаете? Так внезапно? Верно, какое-нибудь очень срочное дело?
– Просто взял отпуск на два дня, хочу повидаться с товарищем. Что вам привезти, мадемуазель? Может быть, у вас будут какие-либо поручения?
– Нет. За любезное предложение очень благодарна, но мне ничего не надо. Желаю счастливой дороги и быстрого возвращения.
– Это искреннее пожелание или обычная дань вежливости?
– Совершенно искреннее, – не колеблясь ответила Моника. Щеки ее чуть порозовели от мысли, что она действительно желает возвращения этому офицеру вражеской армии, и, словно оправдываясь то ли перед Генрихом, то ли перед самой собой, девушка поспешно добавила: – Ведь вы не сделали мне ничего плохого.
– Но и ничего хорошего.
– Вы относитесь к нам, французам, доброжелательно. А это уже много! Мне кажется, что вы не такой, как другие…
– Вы замечательная девушка, Моника, я от всей души желаю, чтобы жизнь ваша была так же хороша, как вы сами. Но не будьте чересчур доверчивы, особенно к людям доброжелательным. Доверчивость часто обманывает. И одной доброжелательности мало, чтобы доказать свою дружбу. Нужны дела… Вы со мной согласны?
– Человек, который хочет стать другом, всегда может перейти от слов к делу, – тихо ответила Моника.
В глазах девушки, обращенных к Генриху, были ожидание и вопрос. И немного страха. Что, если она ошибается и перед ней совсем не друг, а враг? И как ей, совершенно неопытной в житейских делах, это разгадать?
Генрих сделал вид, что не заметил и не понял этого взгляда. Ведь он тоже не знал, кто перед ним: красивая девушка, дочка хозяйки гостиницы, или, может…
– Во время нашего следующего урока мы поговорим об этом, Моника. А сейчас я могу опоздать на поезд.
Крепко пожав руку девушке, Генрих вышел.
Предотъездная суета на перронах вокзалов и вид убегающих вдаль железнодорожных путей всегда пробуждали в душе Генриха щемящее чувство тревожного ожидания. Сегодня оно охватило его с особенной силой. Еще одно путешествие в неизвестность! Чем все-таки вызвана эта неожиданная командировка в Лион? И почему Лютц, прощаясь, вел себя так странно?
Подчеркнул, что пакет чрезвычайной важности, советовал быть осторожнее, а об охране стыдливо