ему. Вышли они тогда и сказали человекам всем: «Се сатана!». Они же им отвечали: «Сей дал хлеб нам туне». Потому были сыты. И сказали тогда птицам небесным тож: «Се сатана!». Те же отвечали им: «Любая власть от Бога суть». Потому сами были суть саранча. И сказали тогда человеку бледну: «Изыди отсель, потому ты есмь и рыж, и сед, но не бел. И сам саранча, и сын саранчи, и имя тебе сатана!». И повелел он убити их. И били их и саранча, и человецы, что восхотели ясти хлеб от саранчи, и птицы небесные, что сами суть саранча. И убили их оружием и гладом и смертию, и зверьми земными, потому мало их ще было. Саранча же, что рядилася в птицы небесные воспевала осанну человеку бледу и проклинала человеков, что стали супротив его. И было тако на четвертой части земли.
– Что это? – снова повторил я свой дурацкий вопрос.
– …
– Откуда это у тебя?
– Послушай, Робинзон, не спрашивай ты у меня. Что это? Откуда это? Всё равно, если скажу, не поверишь. Ты лучше в суть вникай, приедем уж скоро.
– А может, ты всё это сам сочинил, а?
– Ага. Сам. Да я словами такими отродясь не пользовался. Нашёл тоже писателя. Тебе это. Стало быть, теперь твоё.
– Мне? Зачем?
– Не знаю, не знаю. Только велено так.
– Велено? Кем велено?
– Робинзон, прошу тебя, не пытай ты меня. Я и сам пока нищий духом. Тоже понять хочу… потому и еду с тобой. Только знаешь что, человек тот – очень большой человек, я таковых и не видывал сроду.
– Какой человек?
– Ну тот, что велел тебе этот свиток передать.
– Мне? Почему мне? Ты уверен, что мне?
– До конца не уверен, но думаю…. Я ж с самого начала к тебе всё присматриваюсь…, по всему выходит, что ты. Ошибка не исключена, но маловероятна.
На этот раз задуматься пришлось мне. Я мало что понимал из смысла сказанного, но мои собственные мысли, мой интерес что ли, цель моего путешествия, да и сам этот таксист, неожиданно превратившийся для меня из просто водителя в попутчика – всё это разом, смешавшись, перемешавшись, соединившись в один единый клубок фактов, подсказывало мне, что он прав.
– Да, и ещё велено передать на словах – «Роман должен быть написан».
Я не стал его расспрашивать, о каком романе идёт речь, почему он непременно должен быть написан, и при чём тут вообще я? Мой попутчик, по всей видимости, и сам знал мало. Что мог – сказал, а если что и утаил, то скажет непременно. Дай срок.
Мы ехали молча. Мотор певуче гудел, шины колёс шурша утюжили нагретый солнцем асфальт, а за стёклами всё так же проносился мимо былинно-сказочный пейзаж российской глубинки, отменяющий время, помогающий забыться, перенестись из сегодняшнего, реального небытия в дела давно минувших дней, в преданья старины глубокой. Казалось, вот сейчас расступятся вековые сосны-стражи и явят неутомимому страннику сияющие девственной белизной стены храма-птицы со сверкающими золотом крестами на маковках. Впустят его, сольют воедино с хранимой ими вековой мудростью,