сказанное с легкой злорадной улыбкой.
Я ждал. Разумеется, она спряталась здесь не ради того, чтобы узнать, где находится Чедвик. Что же ей нужно? Но вопрос, который она задала, я меньше всего ожидал услышать:
– Мой отец – безумен?
Я смотрел на нее, не зная, что сказать.
– Будьте откровенны и резки, сколь сочтете нужным, но только говорите правду. Я не изнеженный цветок.
– Вы знаете своего отца гораздо лучше меня, мисс Бенсон… – беспомощно начал я, но она гневно прервала:
– Пожалуйста, ответьте: считаете ли вы моего отца безумным?
И так как я по-прежнему колебался, она серьезно сказала:
– Кертсон должен был рассказать вам об отце. И он должен доверять вам, иначе не послал бы сюда. Отец тоже кое-что говорил вам, я знаю. Я знаю о его одержимости этим проклятым предком. Я много раз видела как он становится марионеткой, и капитан Джонсон тоже это видел. Я хочу знать, не слишком ли часто это происходит.
Вот здравый смысл и острая наблюдательность, не стесненная никакими суевериями! Я решил (хоть это и непрофессионально) рассказать о своих гипотезах, возникших после разговора с ее отцом, которые последующие происшествия только подкрепили.
– Почему вы этого боитесь? – спросил я.
– Из-за его поведения на старом корабле, конечно, – ответила она.
Я сказал:
– Нет, я не думаю, что ваш отец безнадежно безумен. Даже если воображение заведет его дальше, чем сегодня днем, все равно это не сумасшествие. Вы спросили, каков мой диагноз. Ну, что ж, извольте…
Я пересказал ей слова Кертсона, передал вкратце суть своего разговора с ее отцом в ту ночь, когда появился на борту, и наконец сообщил свою версию происшедшего. Она слушала, не прерывая, потом долго сидела в задумчивости.
– Знаете, – сказала она наконец, – это все произошло отчасти из-за того, что Большой Джим так и не вырос… как Питер Пэн. Мальчишки хотят быть индейскими вождями, изобретателями, пиратами, пожарными и еще кем угодно. Мальчишки считают себя индейскими вождями или ковбоями, и говорят и поступают соответственно. Но годы спустя они об этом забывают.
Отец много работал, у него никогда не было возможности поиграть. Потом что-то повлекло его к старому капитану. Для него это было нечто вроде игры, отдыха, бегства от действительности. Он мог вообразить, как поступил бы в том или ином случае старый капитан, представить себя не в своем офисе, а за штурвалом старой «Сьюзан Энн» и, может быть, не Большим Джимом Бенсоном – на самом деле ведь он никакой не большой, – а старым капитаном. И это чувство росло, ширилось, оно стало для него как выпивка, как наркотик. Ему требовалась все большая доза, и он принимал его… Да, теперь я понимаю.
Я с неподдельным восхищением смотрел на Пен, ибо она очень четко и здраво описала этот клинический случай.
– «Сьюзан Энн» распахнула настежь эту дверь в детство… как будто мальчишка, мечтавший стать индейским вождем, заполучил вдруг индейскую одежду, и коня, и лук со стрелами, и вигвам… и племя