стоял у окна своей комнаты, сверля взглядом чертову громаду Манхэттена на той стороне Гудзона. Мальчишеская фигура, тонкая шея, острый кадык. На дне голубых глаз, умеющих обволакивать лаской, – колючки упрямой злости. Ему двадцать шесть – почти старик. Он рвался, толкался, напрягал жилы, из кожи лез вон, а все еще – мелкая сошка, поющий итальяшка, каких много.
Да, он кое-чего достиг! Записи с оркестром Томми Дорси, выступления в радиошоу… Хиты, много хитов! Все это бесило еще больше. Теперь, когда он понял, чего стоит на самом деле, довольствоваться малым просто не мог! Разве о такой известности он мечтал? Спроси на улице, кто знает фамилию Синатра – разве что перезрелые матроны и прыщавые девицы. Синатра не в первой десятке. Он не из тех, кого шоферы возят на лимузинах к концертным залам, чей каждый шаг описывают газетчики, не скупясь на определения «суперстар», «голос номер один», «самый популярный певец Америки». Ничего страшного, скажете? Ха! Да иначе ему незачем жить. Черт! Вот так и продают душу дьяволу. Только бы вырваться из этой жалкой дыры!.. Фрэнк поддел носком ботинка и отфутболил на шкаф вышитую подушку, которую помнил с детства. Букет пышных роз на вишневом атласе. Розы выгорели, атлас расползся, выпустив на обозрение свалявшуюся пожелтевшую вату. Двадцать шесть лет в этой дыре, впереди еще столько же. Доживать свой век среди жалкого хлама!
В таком настроении, накатывавшем все чаще, он был невыносим. Только подвернись кто под руку – накричит, обидит. А то и сбежит из дома дня на три. Нэнси кормила малышку на кухне, Долли тихо орудовала у плиты. Она уже не призывала на помощь мужа. Даром что сицилиец – тряпка! А Фрэнки совсем разбушевался, того и гляди, мебель крушить начнет.
Скрипнула дверь, в комнату заглянул отец.
– Ты не спишь? И у меня что-то ни в одном глазу…
– Садись, па. Рассказывай. – Лежа на кровати, Фрэнк тоскливо смотрел в потолок. Он знал, что старикан любит поговорить, а не с кем. Дома одни бабы.
– Второй день дождь льет – как прорвало. Все косточки ноют, что мне на ринге размолотили. И кой черт я тогда мальцом полез драться? Задиристый был, так и тянуло померяться силой. Да и потом от бокса не отставал. Вокруг ринга у нас в Италии крутились интересные люди. Самые интересные, если хочешь знать. – Мартин огляделся, присел на диван. – Что-то не ладится, сынок?
Фрэнк рывком вскочил. Лицо исказилось от гнева:
– А что ладится?! Нет, ты скажи: чему тут радоваться?! Раньше я хоть знал, кому вломить как следует. А теперь! Ха! Куда ни глянь – звезды, звезды! Один я – карлик, под ногами великих путаюсь. На фото, на киноэкране, на пластинках – одни великие! Всех не уделаешь.
– Ты нашел способ постоять за себя получше, чем кулаки. Тебя слушают, Фрэнки, тебя уважают.
– Черта с два! Все только и смотрят, как подставить ножку и обойти. Даже те, кто моложе меня, уже урвали сольные концерты. Да еще снимаются в кино. О них пишут в газетах! Они дают интервью! И сшибают бабки, само собой.
– Объясни толком, что бы ты попросил у Господа?
– Па,