юному Аполлону, если бы бог сей когда-либо делал прыжки на Олимпе. Но зато Катерина превзошла ожидание матери, которая блестящими от радости взорами сопровождала каждый шаг ее, каждое движение; но Простаков, сидя в углу, морщился и наконец, не стерпев, сказал вполголоса вошедшему уже и стоявшему подле него князю Чистякову:
– Не правда ли, что злой дух вселился между нами?
– Едва ли не он, – отвечал Чистяков со вздохом и пожимая плечами. – Хотя тут и нет бобовой беседки, однако…
– Черт везде равно ставит свои сети, – отвечал Простаков также со вздохом.
Так протекла большая часть вечера, и на часах ударило девять.
Простаков не вытерпел: «Не время ли отдохнуть вашему сиятельству, чтобы собраться с аппетитом; скоро пора ужинать».
Князь не отвечал ни слова, а продолжал вертеться до тех пор, пока штука кончилась. Он с ласкательною улыбкою подошел к Маремьяне Харитоновне, наклонил голову и сказал: «Надобно отдать справедливость, что прелестная дочь ваша танцует как ангел. Ах, если б ей больше упражнения. Но с кем и как в деревне!» – «Для деревенских девушек это – последнее искусство, – сказал сухо Простаков, – были бы они только умны».
Маремьяна перебила: «Ах, батюшка ты мой! Почему знать судьбу их? Может быть, весь век случится провести в городе, либо еще и в столице».
Муж, по обыкновению, кинул на нее значущий взор; она замолчала.
Князь подошел к нему:
– Вы, помнится, что-то мне хотели сказать?
– Не угодно ли отдохнуть несколько? Пора ужинать и спать.
– Спать? – вскричала Маремьяна с крайним беспокойством и опустила руки.
Князь вынул часы:
– Боже мой! Что вы это такое сказали? Спать в десять часов? Это значит убивать время. Не есть ли это самые лучшие часы для удовольствий?
– Не принуждайте себя, – сказал Простаков и подошел к жене. – О чем ты ахаешь, сударыня?
Она таинственно взяла его за руку, повела в особую комнату и взором дала знать Чистякову, чтобы и он за ними следовал.
– Ах! какой любезный человек этот князь! – сказала она с восторгом.
– Это могла ты сказать после, – отвечал муж сердито.
Жена. Ты всегда сердишься, друг мой; это, право, неприятно; и еще при посторонних.
Муж. Не подавай к тому причины.
Жена. Теперь ты сам подал ее.
Муж. Чем, например?
Жена. Ты собираешься спать, а и не подумал, где положить гостя?
Муж. В этой комнате на софе. Для приезжего человека, который завтре едет далее, немного надобно; из слуг его один пусть пойдет, где дочинивается карета, а другой пусть будет спать в передней.
Жена. Ах, боже мой! Такой знатный господин на софе.
Муж. Усталому человеку тут гораздо лучше.
Жена. Однако ж ты не так думал, как прибыл к нам князь Гаврило Симонович!
Муж. Потому что я не думал отпустить его скоро: он был несчастен, что доказывал каждый взор его и каждое биение