в одиночку, даже при свете дня. А шпионы, они, понимаете ли, обитают в парках, шпионы с извращенным умом, ждущие случая навредить репутации девушки – или, может быть, ищущие возможности ее шантажировать.
Блеф или ответный ход? Я решил поберечь свои фишки.
– Шантажировать? Да у меня самого три сестры, и я беспокоился за вашу репутацию! Вот и все.
Она наслаждалась своим преимуществом.
– Ah oui? Comme c’est délicat de votre part[29]!Скажите, мистер Фробишер, что именно, по-вашему, мосье ван де Вельде собирался со мной сделать? Уж не одолела ли вас смертельная ревность?
Ее ужасающая – для девушки – прямота окончательно сшибла перекладину с моих крикетных воротец.
– Я счастлив, что это простое недоразумение было выяснено, – сказал я с самой неискренней из своих улыбок, – и рад возможности принести свои самые искренние извинения.
– Я принимаю ваши самые искренние извинения совершенно в том же духе, в котором они были принесены.
Е. пошла к конюшне, ее хлыст со свистом рассекал воздух, словно хвост львицы. Отправился в музыкальную комнату, чтобы забыть о своем кошмарном провале, уйдя с головой в какую-нибудь демоническую пьесу Листа{41}. Обычно могу с легкостью отгреметь великолепное «La Prédication aux Oiseaux»[30], но только не в прошлую пятницу. Слава богу, завтра Е. уезжает в Швейцарию. Если только она узнает о ночных визитах своей матери… нет, не переношу даже мысли об этом. Почему это я никогда не встречал парня, которого не мог бы обвести вокруг пальца (и не только пальца!), а вот женщины в Зедельгеме, по видимости, всякий раз берут надо мной верх?
Искренне твой,
Р.Ф.
Зедельгем,
29-VIII – 1931
Сиксмит,
сижу в халате за своим бюро. Церковные колокола бьют пять. Очередной рассвет, предвестье иссушающего солнца. Свеча моя догорела. Утомительная ночь вывернулась наизнанку. В полночь ко мне в постель пробралась И., и во время наших гимнастических упражнений кто-то стал ломиться в дверь. Ужас с оттенком фарса! Слава богу, И. заперла ее за собой. После того как погремела дверная ручка, начался настойчивый стук. Страх с тем же успехом прочищает сознание, как и затуманивает его, и, вспомнив «Дон Жуана», я укрыл И. в гнезде из одеял и простыней на своей продавленной кровати и наполовину откинул полог, желая показать, что прятать мне нечего. Ощупью пошел через комнату, не веря, что это происходит со мной, и намеренно натыкаясь на мебель, чтобы выиграть время, а достигнув двери, спросил:
– Что такое, черт возьми? У нас пожар?
– Открывай, Роберт!
Эйрс! Как ты можешь себе представить, я готов был уворачиваться от пуль. В отчаянии спросил, сколько времени, просто чтобы выиграть еще одно мгновение.
– Какая разница? Я не знаю! Ко мне, парень, явилась мелодия для скрипки, это дар свыше, и она не дает мне уснуть, так что надо записать ее, немедленно!
Можно ли было ему верить?
– Это не может подождать до утра?
– Нет, черт тебя побери, не может! Вдруг я ее потеряю, Фробишер!
– Не перейдем ли мы в музыкальную комнату?
– Это