шею, челюсть, скулу.
В Ближней нет незнакомцев. Каждое лицо здесь я видела тысячи раз. Но только не это.
Человек просто стоит, глядя куда-то в сторону. И все же с ним что-то не так. Есть какая-то странность в том, как холодная сине-белая луна освещает его лицо, – мне кажется, что, ткни я в него пальцем, палец пройдет насквозь. Очертания фигуры нечеткие, она расплывается, тает в ночи, как будто двигается слишком быстро. Но дело, наверное, в неровном стекле, потому что на самом деле человек не двигается. Просто стоит на месте, глядя перед собой.
Свечи мерцают у меня за спиной, а на пустоши снова ветер, и кажется, что фигура незнакомца покрывается рябью, бледнеет. Я снова бросаюсь к окну, прижимаю нос к стеклу, нащупываю задвижку, чтобы распахнуть створку, заговорить, окликнуть. Он оглядывается и смотрит на дом и на окно. На меня.
Взгляд незнакомца натыкается на меня, и я замираю. Глаза у него темные, как речные камни, и при этом сияют, вобрав в себя лунный свет. Они чуть заметно расширяются, встретившись с моими. Долгий, немигающий, пристальный взгляд. А потом в один миг незнакомец то ли рассыпается, то ли его уносит порывом ветра, и ставни хлопают, закрыв окно.
От стука просыпается Рен, выбирается, что-то бормоча, из-под одеяла и бредет через всю комнату, освещенную луной. Она даже не замечает, что я до сих пор стою у окна, глядя на ставни, так резко отгородившие меня от незнакомца и пустоши. Я слышу, как сестренка шлепает по полу. Вот она открывает дверь в мамину спальню, заходит внутрь. В комнате становится совсем тихо. Я открываю окно (рама протестующе скрипит) и вновь распахиваю ставни.
Незнакомец исчез.
Мне отчего-то кажется, что в воздухе на том месте, где он стоял, должен остаться след. Но никаких следов нет. Сколько я ни таращусь, передо мной ничего – только деревья, камни, да круглые холмы.
Я всматриваюсь в пустынный пейзаж и уже сама не верю, что видела незнакомца. Что вообще кого-то видела. В конце концов, мы ведь в Ближней, где не бывает незнакомцев. Никто здесь не появлялся уже давным-давно, еще до моего рождения, до того, как был построен этот дом, еще до Совета… И тот, кого я видела, даже не был похож на настоящего человека. Я тру глаза и понимаю, что долго стою, набрав в грудь воздуха, и не дышу.
И я выдыхаю, заодно задувая свечи.
Глава 2
– Лекси.
Свет подкрадывается, вползает под одеяло. Я натягиваю одеяло на голову, пытаясь вернуть темноту, и понимаю, что думаю о вчерашней ночи и о фигуре в лунном свете.
– Лекси, – снова звучит мамин голос, проникая в кокон из одеяла. Он пробирается ко мне вместе с утренним светом. Ночное воспоминание тускнеет и блекнет.
Из своего гнезда я слышу шажки по половицам… Потом наступает тишина… Я лежу, затаившись, и жду – и тут на кровать с размаху плюхается маленькое тельце. Пальчики копошатся в одеяле, пытаясь найти лазейку.
– Лекси! – это другой голос, похожий на мамин, но тоненький. – А ну-ка вставай! – Я продолжаю притворяться спящей. – Лекси?
Раскинув